Придется ничего не говорить и Апулею, и Корентину. Это было ему в высшей степени неприятно. С тех пор, как они вступили с ним в сговор в деле с Кэдоком, о Руне они уже совсем не упоминали. Она была спасена, а он — нет, но они все же лелеяли надежду, и потихоньку, день за днем старая дружба возрождалась.
Вполне возможно, что они одобрили бы его планы, но он не мог подвергнуть отца Верании опасности.
Он помнил, как сильно она любит весну! По прошествии черных месяцев ликованию ее не было предела — так радовалась она кизилу и жаворонкам. Узнай она о его намерениях — как же омрачится ее душа. Ему нельзя при ней проговориться. Теперь они виделись довольно часто. Ему приходилось ломать себя, он завидовал Руфинию, умевшему прикрыть свои мысли веселой маской. Огорчать ее ни в коем случае нельзя.
Он расправил плечи. Сегодняшний день подходил для кровожадных замыслов. Много лет назад в этот день, когда Верания находилась в материнской утробе, он убил в роще своего предшественника-короля.
I
Так странно было снова оказаться в Исе. Трехлетняя разлука не уменьшила ностальгии по утраченному, а три дня, проведенные здесь, не очерствили сердце. Грациллоний, стоя на возвышении, бывшем когда-то амфитеатром, заставлял себя в качестве наказания смотреть на запад.
Слегка прикрытое дымкой солнце спустилось к горизонту. Стальным блеском отливало море. Холодный и соленый южный ветер усилился и накрыл волны белым кружевом. Начинался прилив, вода обрушивалась на утесы, кружила вокруг развалин. Дымка должна была бы к этому времени рассеяться, но не тут-то было — она даже уплотнилась. Сена не было видно. Казалось, остров скрылся за чертой, разделявшей мир живых и мир мертвых. Мгла заволокла уходившую в море землю. Росшая на ней трава трепетала на ветру. В небе кружили чайки.
Посланный к Грациллонию часовой тронул его за руку.
— Враги, господин! Должно быть, это враги! — голос у него еще ломался. Это был подросток из лесов Озисмии, обернутый куском шерстяной материи и вооруженный пикой. Выбора у Грациллония не было. Приходилось брать тех, кого ему присылали, и верить в то, что они способны одолеть варваров.
Грациллоний вышел из минутного транса и оглянулся вокруг. Взгляд его скользнул по мысу Рах (маяка там уже не было), на котором оставалось лишь несколько перевернутых надгробий, а земля поросла водорослями. Затем посмотрел на бухту, где когда-то был Ис. То, что поначалу оставалось от руин, по большей части исчезло: обрушилось и скатилось по покатому дну. В воде под лучами солнца разглядел лишь бесформенную темноту. Прибрежную полосу волны очистили полностью. Нимфеум выгорел дотла (случайно ли, подожгли ли христиане, ударила ли Божественная молния?). Канал со священной водой зарос илом и провалился. Низменная земля амфитеатра, лишившись дренажа, постепенно превращалась в болото. Взгляд Грациллония перелетел вперед, там раньше была дорога из Редонума. В оконечности мыса Ванис кто-то выкопал могильный камень Эпилла и скатил его в море. Стоявший на склоне горы дом без окон похож был на череп, а под горой чернели обугленные кусты — вот и все, что осталось от Священного леса.
Замка за горными вершинами было не видно. В бытность свою королем Грациллоний долгие годы ухаживал за кельтской церковью — хотел сохранить ее в неприкосновенности. Она была старше Иса и могла простоять еще многие столетия. Потом взглянул на север, в сторону Римского залива.
Ага, флотилия! Вот, значит, что увидел мальчик с крепостной стены. Вынырнув из мглы, суда приблизились настолько, что об ошибке и речи не было. Сосчитать шлюпки он пока не мог, похоже, около дюжины. Там были и две галеры германского образца. Они шли на веслах вдоль мыса Сизун.
В этот момент Грациллоний почувствовал освобождение. Пришел конец тайным приготовлениям, страхам и пустым перебранкам, конец ожиданию, доводившему людей до исступления, грозившего перейти в бунт, конец щемящей тоске и вглядыванию в горизонт, где маяк должен был оповестить их о приближении пиратов. Грациллоний очнулся от спячки, выбрался из болота на твердую землю, освободился для битвы.
— Скотты, — сказал он. — Оставайтесь наверху. Нам нужно наблюдение.
Он не побежал, а пошел (как и полагалось командующему) мимо платформы с подготовленным на ней сигнальным маяком, перелез через барьер и стал спускаться по ступеням. От яруса к ярусу разрушений становилось все больше: разбитая чьей-то рукой статуя, выломанная инкрустация, скамейка, разбитая камнями, сброшенными сверху, арена, затопленная несколькими дюймами застоявшейся воды, превратившийся в грязь песок. Апулею стало известно, что губернатор Глабрион активно поощрял разграбление Иса. Отдаленность королевства, страшные истории, с ним связанные, страх перед разбойниками не останавливали людей, желавших раздобыть отличный строительный материал. Руины превратилась в карьер для добычи сокровищ.
«Интересно, — подумал Грациллоний, — сколько времени понадобится людям и природе, чтобы сравнять все с землей? Может ли покойная Бреннилис укрыть Ис своим покровом? Завершилась ли месть Лера, Тараниса и Белисамы?»
Он постарался отогнать мистические мысли. Наступил день битвы. Подарок ли то Миды, судьбы ли или кого там еще, кто правит этим миром, но сегодня он отомстит за все, и за Дахут тоже.
Чаша амфитеатра погрузилась в сумерки. В ней, словно море в бухте, колыхалась толпа. Слышались крики и ругань, лязг оружия, топот, разносилось гулкое эхо. В нескольких ярдах от себя Грациллоний заметил Друза. Он собрал таких же, как он, ветеранов. Были они уже не молоды, воинское облачение сидело на них не так ловко, как прежде, зато это были надежные люди, основная его сила.
Амрет покрикивал на людей из Конфлюэнта. Гардемаринов было слишком мало, другие же люди не имели ни малейшего понятия о военном деле, да и оружия-то настоящего у них не было, всего лишь серпы, топоры да кузнечные молоты. И все же солнечный луч, проникавший в отверстие стены, позволял разглядеть радость на лице Амрета: сейчас он уже не был крестьянином.
Бэннон вместе с двумя лесниками организовал жителей Озисмии. В войне они все-таки немного разбирались. Дисциплина у них, правда, хромала, но вряд ли они станут паниковать в бою.
Руфиний с багаудами составлял другой отряд. Плохо обмундированные, потрепанные, вооруженные, кто как смог, но при этом дерзкие, как волки, они представляли самую грозную силу собранного с бору по сосенке легиона.
Грациллоний прошел к королевской ложе. Она была повреждена больше других. Под ногами хрустели осколки мрамора. С этого места его могли услышать все. С усилием выкинул из головы нахлынувшие воспоминания: игры, веселье, музыку, танцы, рев толпы, следившей за несущимися по арене колесницами. Тем более не следует сейчас вспоминать жен, матерей его дочерей. Сейчас он набрал полные легкие воздуха и заревел:
— Слушайте меня. Внимание! Слушайте приказ командующего. Сюда пришли скотты. Они возле мыса Ванис. Через час они войдут в бухту и причалят к Пристани Скоттов. Будьте готовы! Собирайтесь поотрядно. Вы знаете, что делать. Вы знаете, что мы должны сделать.