От Ольги Стефановны в заключении без большого труда добились показаний против Буденного. Очевидно, ее не били – хватило одного психологического давления. 14 марта 1938 года жена Буденного написала собственноручные показания:
«Родилась в 1905 году. Отец – крестьянин, сирота, попал в город, прослужил тридцать шесть лет на железной дороге.
Начала учиться в Курске в 1915 году. От царского режима у меня остались очень тяжелые воспоминания, так как отец отдал меня в гимназию. Неправильная речь, дешевые платья, вся одежда, а также звание крестьянки вызывали у соучениц насмешки. Классные дамы детям богатых родителей и сановников не разрешали со мной играть на переменах и без стеснения говорили им при мне, что у них нет ничего общего со мной. «Твой папа мужик?» – спрашивали меня.
Дабы избежать насмешек, отец в 1915 году приписался к городским мещанам. Окончила я школу в 1920 году в Вязьме и сразу же вышла замуж за коменданта станции Вязьма Рунова. Годы военного коммунизма, разрухи переживала безропотно, но без особого энтузиазма: происходит то, что должно происходить, на фронтах немцы и генералы предают, значит, царь не годится, а главное, что теперь никто не будет называть мужичкой. Это меня вполне удовлетворяло, хотя и голодно. В 1924 году я развелась с Руновым, он был алкоголиком, пропивал свою и мою зарплату, а еще тащил из моего скудного гардероба. В 1924 году я, получив двухнедельный отпуск, поехала посмотреть Ессентуки, так как не представляла себе, что такое курорт. Здесь меня Кулик, Тютькин и Георгадзе познакомили с С. М. Буденным. Добиваться этого знакомства я не добивалась, ибо Семена Михайловича знала только по маршалу Буденному (в 1924 году Буденный еще не был маршалом. – Б. С.)… Овдовев, Семен Михайлович предложил мне оформить связь, на что я дала согласие и переехала к нему.
В этот период умер Фрунзе и получил назначение нарком Ворошилов. Вначале за столами тосты поднимались за вождя Первой Конной Буденного, потом тосты стали подниматься за вождей Первой Конной Буденного и Ворошилова. Последние годы конармейцы уже смело поднимали бокал за создателя Первой Конной и за вождя Красной Армии Ворошилова. За здоровье Сталина – человека эпохи, вождя мирового пролетариата – тосты всегда поднимались с энтузиазмом. В период особенно острой и уже совершенно открытой борьбы с оппозицией Троцкого конармейцы, посоветовавшись с Семеном Михайловичем, дружно объединились и решили поддерживать Иосифа Виссарионовича.
Мои личные отношения с Семеном Михайловичем были следующие: в начале знакомства я его полюбила за ласку. Несмотря на то, что он меня очень любил, он давал мне почувствовать, что я – человек маленький, что совершенно верно, не имею заслуг и пользуюсь материальными благами, предоставленными мне не по праву, что он пользуется машинами и домами отдыха ЦИКа, потому что заслужил, а при чем здесь я, что моя роль ухаживать и заботиться о его здоровье и хорошем настроении, что, конечно, правильно, он говорил, что я должна зарабатывать себе славу сама…»
Кое в чем Ольга Стефановна в своих показаниях, несомненно, лукавит. Если она действительно родилась в 1905 году, то получается, что замуж за коменданта Рунова она вышла… в пятнадцатилетнем возрасте, что выглядит маловероятным. Скорее всего, Ольга Стефановна родилась на два-три, а то и четыре года раньше. Такая передвижка даты рождения могла понадобиться для того, чтобы скрыть факт окончания гимназии еще в царское время. Это обстоятельство обычно указывало на более или менее зажиточное положение родителей и подрывало версию о крестьянском происхождении, столь ценимом в советских анкетах. На самом деле отец Ольги (тогда еще Будницкой) мог быть достаточно высокопоставленным железнодорожным чиновником, что после 1917 года никак не стоило афишировать, а тем более – при допросе в НКВД. И что характерно, никакого крупного компромата на Семена Михайловича она не дала. Ведь тщеславие, зазнайство и сожаление, что за него больше не пьют как за создателя Первой конной, к делу не пришьешь.
В позднейшем письме к наркому внутренних дел Ежову Ольга Стефановна писала уже о вещах более серьезных: «С Буденным я жила двенадцать лет и привыкла видеть в нем человека жестокого, ни перед чем не останавливающегося для осуществления своих целей. За двенадцать лет я пережила много побоев, самодурства, угроз и т. д. Семен Михайлович грозил мне убийством, выдачей ГПУ как шпионки. Следствие от меня требовало, чтобы я рассказала все, что мне известно о преступных замыслах кого бы то ни было против Советской власти. Я ничего не рассказывала, так как прежде всего я должна была рассказать о Буденном, мести которого продолжала бояться. За двенадцать лет совместной жизни с Буденным у меня накопилось много фактов, свидетельствующих о том, что он вел какую-то нехорошую работу против руководителей нашей страны, и в первую очередь против Сталина и Ворошилова, и об этих фактах я и хочу сообщить в этом заявлении».
Фактов, однако, набралось не так много, и все они были какие-то неконкретные. Например, вскоре после их женитьбы Буденный якобы высказал обиду, что не его, а Ворошилова назначили наркомом обороны после смерти Фрунзе. Есть в письме Ольги Стефановны и такие утверждения:
«В период острой борьбы с Троцким я спросила Семена Михайловича, за кем мы с ним пойдем, за Сталиным или за Троцким. Семен Михайлович сказал, что это острый вопрос, сломя голову бросаться в крайности здесь нельзя, надо немножко выждать, как будут развертываться события дальше, тогда и решать вопрос будем… У Семена Михайловича на Дону были темные связи. Мы с ним возвращались с курорта. Во Владикавказе с ним поздоровался какой-то железнодорожник, а затем в купе за бутылкой вина этот железнодорожник долго рассказывал, как он со своим отрядом окружил красных, как душил за горло партизанский отряд, что у него получилась мертвая хватка, его еле оттащили от трупа командира…
Семен Михайлович всегда держался обособленно от Тухачевского, Якира, Уборевича и Корка, однако в конце 1936 года или в начале 1937 года Семен Михайлович был на даче у Тухачевского, сказал, что они заключили между собой деловой договор, будут во всем помогать друг другу и не будут ссориться, – одним словом, дружба до гробовой доски. И действительно, отношение Семена Михайловича к Тухачевскому, Якиру и Уборевичу изменилось. Семен Михайлович и Егоров зачастили к Тухачевскому на дачу, что резко бросалось в глаза. Знаю, что Семен Михайлович давал указания своим приятелям – Апанасенко и Сердичу наладить отношения с Уборевичем».
Насчет самодурства и побоев со стороны Буденного показания Ольги Стефановны похожи на правду. Удар у Семена Михайловича был поставлен профессионально, еще с царских времен; бить он умел так, чтобы не покалечить. Тем более что поводов для битья Ольга Стефановна давала немало. Ее шашни с Алексеевым и другими богемными любовниками восторга у Буденного, мягко говоря, не вызывали, и он вполне мог аккуратно воспитывать свою благоверную, так, чтобы следов на лице не оставалось и Ольга Стефановна могла по-прежнему петь в Большом. О самодурстве Буденного писали и многие мемуаристы, например тот же журналист Михаил Соловьев, в 30-е годы бывший кем-то вроде спичрайтера при прославленном командарме.
А вот политические улики ни на что серьезное не тянули. Поди вспомни какого-то безымянного железнодорожника и докажи, что он рассказывал о борьбе именно с красными партизанами, а, например, не с махновцами. Да и рассказ получается какой-то путаный: то ли железнодорожник душил партизанский отряд, то ли только его командира.