— Во барышня зашуганная… Нервы ни к черту, — сердобольно покачала головой Даша, глядя, как та исчезает в яме подземного перехода.
Ворон, наклонив черную с изумрудным отливом головку, с пристальным интересом посмотрел вслед беглянке.
— А ты, птица, чья? — радушно улыбнулась ему Даша. — Ты что, ручной? — Она неуверенно коснулась пальцем его чернильной спины.
Но ворон, похоже, не любил фамильярности.
Неодобрительно фыркнув, птица взметнулась ввысь и пропала за крышей дома.
— Ну денек, землепотрясный… — усмехнулась Чуб и, нетерпеливо налапав на животе свой мобильный, набрала знакомый номер.
Ее буквально распирало от впечатлений:
— Заядлая? Я тебе сейчас такое расскажу! Укачаешься! — проорала она в телефонную трубку. — Что? Наш спор? Я и забыла… — Дашино лицо потускнело.
Она неприязненно отшвырнула телефон и яростно пришпорила свой мопед.
* * *
Растянувшись на диване гостиной, Катя хмуро смотрела в потолок, безуспешно пытаясь выплюнуть из головы этот паскудный день. Орудуя фарфоровой розовой лопаточкой, косметичка Танечка аккуратно выкладывала ей на лицо жидкую зеленоватую массу.
— Что ж мы так напрягаемся… — просюсюкала Таня с отрепетированной интонацией любящей няни. — Нам нужно расслабиться, чтобы быть вечером спокойной и красивой.
Катя вздохнула: Танечка была сладкой идиоткой. Успокаивающе-сладкой, за это качество Катя и держала ее при себе. Но чтобы та ни щебетала, Катерина прекрасно знала: лишь только ее замшевый каблук перешагнет порог ресторана «Мерлин», она в секунду натянет на себя «нужное лицо» и блестяще проведет псевдоромантическую встречу с мерзостным Василием Федоровичем. И не оттого, что расслабится. Как раз наоборот, — потому что будет жестко контролировать каждый миллиметр своей улыбки.
В гостиной ритмично зудел телевизор и постукивали маленьким золоченым маятником часы с бронзовой пастушкой в наряде галантной великосветской дамы, купленные Катей в антикварном салоне «Модерн». Катя вспомнила про золотую цепь в виде змейки, и ее настроение слегка потеплело. Она попыталась расстегнуть замок, чтобы рассмотреть приятную обнову получше, но змея упрямо сжимала свой хвост, — наверное, застежка была с секретом.
— Седину не забудь закрасить, — напомнила она Тане, стараясь, чтобы лицо оставалось неподвижным. — Кому я нужна седая?
— Я все помню, — звонко откликнулась косметичка. — Бы только личиком не хлопочите, масочка-то у нас стягивающая. Полежите пять минут спокойненько, будете как шестнадцатилетняя. Я уже краску размешиваю, не переживайте.
— Легко сказать не переживайте, — примирительно пробубнила Катя. — Знала бы ты, что я сегодня пережила.
— Так что же у нас сегодня произошло? — угодливо спросила Танечка, успешно сочетавшая основную специальность с профессией «дикого» психоаналитика и оттого тут же гармонично смирившаяся с мыслью, что заткнуть подопечную ей не удалось.
Если Катерину Михайловну прорвало на откровенность именно сейчас, с цементирующей маской на лице, что ж… Желание клиентки портить себе кожу — такой же закон, как и любое другое ее желание.
— Пришла сегодня по важному делу в одну серьезную организацию, — с апломбом пожаловалась Катерина, — а у их сотрудницы оказалась падучая. Умерла прямо у меня на глазах!
— Какой ужас, — профессионально поддакнула косметичка. — Садитесь-ка сюда, к телевизору… Какой кошмар!
Катя покорно переместилась с дивана на стул и невидяще уставилась на экран:
«…в музее русского искусства открылась долгожданная выставка Виктора Васнецова, — попытался успокоить ее тот ничего не значащей светской информацией. — С 1885 по 1896 год художник жил в Киеве. Все без малого десять киевских лет Васнецов работал над своей легендарной картиной „Богатыри“, которых считал реальными историческими личностями. Инициатором проведения выставки стал…»
Но Катерина благополучно прослушала имя и регалии инициативного любителя искусства и невольно вгляделась в телеэкран, лишь когда тот обрамил апатичное лицо зимнеглазого альбиноса, за которым всего несколько часов назад она занимала очередь в кабинет припадочной Кылыны.
Нет, Киев все-таки одна большая деревня!
— Ты представляешь? — продолжила Катя. — Вообще о кадрах не заботятся. Как можно больных и убогих к работе с людьми допускать?
— Это-о то-очно, — подтвердила Танечка, хотя в данный момент ее явно волновала проблема совсем иного рода.
Держа на расческе прядь Катиных волос, косметичка скрупулезно прорентгенила ее взглядом. Затем подхватила другую, третью…
— Ничего не понимаю! — растерянно выговорила она. — Катерина Михайловна, у вас нет ни одного седого волоска!
— Как это нет? — недоверчиво удивилась та. — Я что, слепая, по-твоему? Сегодня утром я видела у себя на голове седые волосы!
Приученная обходить все острые углы в характере клиентов, Танечка мгновенно подсунула ей свое ручное зеркало и умильно улыбнулась, заглядывая туда Кате через плечо:
— Если мне не верите, сами посмотрите.
Катя раздраженно разворошила свои короткие волосы, энергично вертя шеей и придирчиво всматриваясь в каждый клок.
— Черт, — недоуменно выдохнула она наконец. — Вот черт!
— Черные, как вороново крыло, — незамедлительно нашлась Танечка. — Вот видите теперь, какой состав у меня волшебный?
* * *
«Метро» Маша назвала просто так, потому что слово было коротким и не нуждалось в дополнительном разъяснении.
Спускаясь по эскалатору вниз, она отчужденно сосчитала рекламные мыльницы ламп, освещающих вход в подземный туннель (их было ровно девятнадцать). Потом села на деревянную скамью и мужественно попыталась взять себя в руки. Незнакомые люди пугали ее. Ну а знакомых, если не считать собственных родственников и семьи старшего брата, у нее попросту не было. Но обычно Маша достаточно быстро приходила в себя, стоило ей остаться наедине с самой собой.
Ворон!
Точно такой же сидел утром на подоконнике их кухни.
«Я должна отдать это вам? Троим!!! Не хочу! Нет!!!»
«А здорово это было! Как в настоящем ужастике!»
А если не «как»?
Если…
Когда она, наконец, выбралась на землю и подошла к конечной остановке на площади Толстого, где уже поджидала ее преданная маршрутка, в Городе неожиданно стемнело. Грозово-алый закат запутался в ветвях университетского ботанического сада. Маршрутное такси, теснимое стадом других машин, медленно спускалось с горы. Киев весь состоял из гор и холмов — больших, малых и безразмерных, умещающих на себе многочисленные улицы, кварталы и даже целые города.
Крещатик считался Верхним Городом, под которым размещался Нижний Подол. Но, скорее, его следовало считать Средним, поскольку и сам он был стиснут двумя более высокими горами, на одной из коих возвышался крутой президентский киевский Капитолий-Печерск, на другой — киевский Акрополь: Михайловская и Софиевская площади, Андреевская церковь, Золотые ворота и Ярославов Вал…