Но минул 1480-й, Русь на Угре навсегда поставила Орду на место. И «невеста Христова», ещё, так сказать, не износивши подаренных Батыем «сапог», кинулась примазываться к русской победе, посмертно достригать в свой монастырь братьев-полуязычников из дремучих брянских лесов, где в годы их молодости догорали последние погребальные костры – возможно, ещё их отец сгорел на таком.

Исторический же Пересвет монахом никогда не был, обитель Сергия разве что мимо проезжал.

Я знаю, написанное мною мало что изменит. Как были, так и останутся бесчисленные картинки с Пересветом, вопреки всякому здравому смыслу, скачущим на врага в долгополой сутане. Как звучали, так и будут звучать истерические завывания штильмарков и уткиных про «подвиг схимника Пересвета, благословленного на бой святым Сергием».

Что ж, вольному – воля, а «спасённым» – их рай, их краденые герои и ворованные подвиги. Каждому – своё. Мы же будем помнить русских витязей, героев поля Куликова, вернувших Руси свободу, отнятую захватчиками из степей, интриганами из Византии и предателями в рясах, – Пересвета Хороброго и брата его, Ослябю.

Русь была освобождена. Но за время ордынского ига произошел перелом, окончательно предопределивший судьбу русского язычества.

И дело не только в церкви, воспользовавшейся предоставленными Ордой льготами для расправы со своим давним врагом – родной верой Руси. Не в том даже, что все крупные города окончательно и безраздельно стали христианскими – мы больше не встретим ни в письменных, ни в археологических источниках ни следа городских капищ.

Дело в том, что полтора столетия ордынского ига что-то переломили в душе русских людей. Не клёкот соколиной гордости Даждьбожьих внуков находил теперь в них отзвук, а утешения несчастному даннику, покорённому рабу, которыми полна Библия.

Последнее эхо славы дедов, собиравших дань с великих держав, угасло в душах тех, кто полтора столетия платил дань кочевому племени – одному из тех, что языческая Русь и за людей-то не считала. Символично, что именно в это время происходит отказ князей от родовых, кастовых имён Рюриковичей в пользу христианских.

Ну не мог Владимир или Всеволод платить дань татарам, не мог Мстислав или Ярослав простираться перед чумазым степным дикарём, лобызая ханский сапог! Не мог Всеслав или Ростислав мчаться в Сарай с доносом на брата!

Столетняя гражданская уничтожила жречество Руси, ордынское иго переломило становой хребет дружинно-городскому слою. Остатки язычества после ордынского времени были искрами – искрами размётанного копытами монгольских коней костра, затухание которых было только вопросом времени.

Глава V Последние искры (XV–XVIII вв.)

В этот край, где сумерки длинны.

Где упрямы зимы и суровы,

Уводили семьи ведуны,

Не приняв церковные оковы.

Услыхал однажды бог,

Что в медвежьем вятском крае

Про него никто не знает.

Заглянул – по берегам

Истуканы здесь и там.

Никогда еще не видывал

Всемогущий столько идолов!..

«По украинам». Свидетельствует Макарий. Псковские идолы. Вятские «попы». Фёдор Иоаннович против «идолопоклонников». «Поганый пруд». Крещение крестьянства: совмещение земледельческого календаря с церковным. «Пантеон » двоеверцев. Древние Боги на монетах. «Странности » разинского бунта. Несмеян Кривой – последняя битва.

«И ноне по украинам молятся ему, проклятому богу Перуну, и Хорсу, и Мокоши, но творят то отай», – сказано в рукописи XIV столетия. Именно так и было в эти времена.

Молились древним Богам лишь «по украинам» и то «отай», тайно. Правда, в глухих местах русского Севера «отай», как мы помним на примере Спас-камня на Кубенском озере, приходилось действовать как раз монахам.

В степной окраине земли вятичей, в городе Мценске (что, кстати, не так уж далеко от родных мест Пересвета и Осляби), до середины XV века держалось язычество. «В лето 6923(1415), правящу скипетры великого княжества Василия Димитриевича и брата его Андрея Димитриевича (сыновей победителя Куликовской битвы. – Л.П. ), в пределех и градех и во всех весех неверующих просвещаху во Христову веру. Во граде Мценске мнози (беша) неверующими во Христа Бога нашего. Тогда послани беша от князей великих вой со многим воинством и от митрополита Фотия пресвитер (по преданию – Иоанн). Живущии мцяне устрашишася и ратоваша на них, и одержими бяху слепотою». Это уже начало XV века, а тут целый город – пусть и не из самых крупных – приходится, словно полтысячи лет назад, огнем и мечом загонять в речную купель.

В тех краях и в XIV, и даже в XVII веке упоминаются ещё вооружённые экспедиции местных воевод против деревень (! – стало быть, речь не о татарах-кочевниках) нехристей. Очень любопытны местные предания о разбойниках – неизменно колдунах, один Кудеяр чего стоит.

Любопытный источник представляют подчас и записи о зарытых в тех краях кладах – так называемые «кладовые записи». «И есть каменная закладь по пояс человеку, и двои ворота и при той заклади было жилище, и от того жилища в полуночную сторону есть превысокий холм, и на том холму стоят четыре сосны.

Между теми соснами лежит камень, а под тем камнем лежит посуда медная и серебряная. От того холма в правую сторону на сосне вырезана харя человеческая и на другой сосне харя… и от той сосны прямо вырезан человек с луком и стрелою, и от той приметы была келья потаённая».

Это описание очень напоминает какое-то языческое святилище, причём святилище славянское – судя по основной части с идолами на север от жилой – как на горе Богит. В бору Белая Грива у озера Соловецкого росли дубы, у которых, по преданию, было становище разбойников. На дубах имелась резьба – человеческие лица и лезвие полумесяца (не Перунова ли секира? Ведь дубы – деревья Громовержца).

В одно из деревьев был врублен медный крест – отчётливый знак того, что место почиталось прибежищем языческих Богов. Так насекали кресты на почитаемых камнях от Западной Двины до Северной. По преданию, у города Ромны до XVII века стоял каменный кумир Перуна, к которому 20 июля собирались за прорицаниями «колдуны и ведьмы».

На западе, на землях Великого княжества Литовского и Русского, язычество тоже держалось крепко. Когда в 1414 году умер последний верховный Криве, Криве Кривайто, автор латинской «Церковной хроники» отметил, что прекратил существование «сан некогда очень важный в делах святых и судебных во всей земле Литовской, Пруссии, Литве, Жемайтии, Куронии, Земгалии, Ливонии, Латгалии и даже в землях кривичских руссов». Оказывается, и в начале XV века Криве сохранял авторитет для потомков кривичей – а этого не могло быть, не будь значительная их часть язычниками.