Между тем это не могло относиться к неславянским языческим племенам – их обращение в христианство дело много более позднего времени, XVIII века и «Инородческой конторы». Более того, этот же царь постоянно наставлял своих воевод не творить инородцам никакой обиды – неужели он сам при этом был так свиреп к тем же иноплеменникам? Скорее всего, как и полагают И.П. Русанова и Б.А. Тимощук, это были остатки русских язычников.
Интересно также свидетельство иностранных путешественников о пруде в Москве, именуемом Поганым, потому что в нём совершают свои обряды и купаются язычники. Была ли это реальность того времени – и в Москве, следовательно, ещё во времена царей обитали язычники, или только воспоминание, не ясно.
В этот же период (XV–XVI века) происходит крещение сельской округи, крестьяне становятся христианами (хотя бы формально). К этим выводам пришёл в конце 80-х годов прошлого века В. Власов в серии статей, посвящённых русскому календарному стилю.
Обнаружив, что в русском народном календаре Солнцеворотами именуются Петров день (12 июня с. ст.) и Спиридон (12 декабря), он вычислил, когда на эти дни приходились настоящие летние солнцестояния.
Таким образом, исследователь установил, что наложение фиксированных дат церковного календаря, связанного с богослужением, на народный, земледельческий календарь произошло на рубеже XV–XVI веков.
Примерно в это же время происходит и складывание того самого «пантеона» деревенских Богов с именами христианских святых, о котором мы говорили в начале книги. Помните: Козьма и Демьян – «куриный Бог», святой Власий – «коровий Бог» и так далее.
Всему этому «пантеону», в котором исследователи уже не первый век справедливо видят грубоватую перелицовку на христианский лад языческих культов русской деревни, соответствует так называемый «второй слой» мифологии соседей и сородичей славян – балтов.
Тут все Боги русского православного крестьянина найдут себе полные подобия – Мамант, овечий Бог, соответствует Эратинису, покровительствующему этим животным. Бубилас, как Зосима с Савватием, опекает пчёл.
Карвайтис, подобно Власию и Медосту, – коров. Кремата или Кяуле Крюкас покровительствует свиньям – как и Василий Кесарийский.
Конским Богам Флору и Лавру соответствуют Усиныи (ему приносят два хлебца, отчего учёные предполагают, что Усиныпи – пара близнецов, вроде близких им индоарийских Ашвинов) и некий Хаурирари, что несколько созвучно именам Флора и Лавра. Возникает вопрос – как и когда на древних божков перешли имена и образы православных святых?
На вопрос «как?» лучше всего отвечают этнографические параллели. Дело в том, что святыни «деревенских Богов» обычно были двоякого типа – икона и некий фетиш. Так, череп медведя был взаимозаменяем с образом святого Власия, как «скотий Бог», «куриным Богом», кроме иконы Козьмы и Демьяна, могли быть дырявый камень, древний каменный топор с просверленной дыркой, горловина разбитого сосуда и даже дырявый лапоть.
У народов Поволжья и Сибири переход от чисто языческих форм культа к такому же тандему фетиша и православной иконы происходил уже в Новое время, на глазах исследователей. Так, прикамский народ удмурты активно использовали христианские иконы («оброс», от русского «образ») в языческом культе и даже хранили их в домах жрецов.
Иконы размещались в родовом храме-куале или на деревьях в почитаемой роще. Наряду с ними почитались фетиши, обозначающие того или иного родового духа-покровителя, «воршуда». К такому виду культа удмурты перешли под давлением церкви и государства.
Почитать и далее прежние резные и литые изображения богов и духов в виде человеческих фигур, зверей, птиц было просто опасно – хранить их означало признаваться в «идолопоклонстве», напрашиваясь на самые суровые меры – пожалуй, самым безобидным наказанием упорным «идолопоклонникам» было перекладывание на них податей, снимаемых с более лояльных к государственной религии соплеменников (невольно вспоминается новгородское «забожничье»).
Фетиш (сушёная голова щуки, хвост белки, крыло тетерева) смотрелся куда безобиднее, икона и вовсе была воплощением благонамеренности; между тем иконы эти, как я уже сказал, хранились не просто у язычников, но у жрецов!
Переход имени изображённого на иконе святого на то языческое божество, которому молились на эту икону, ещё только начинался – верховное небесное божество, Инмара, начали именовать «Козьмой». Перенесение почитания древних деревенских божков на византийские образы и имена у русских происходило скорее всего примерно так же.
Не очень сложно и ответить, когда именно он произошёл. Среди святых, именами которых прикрылись языческие Боги, выделяются Зосима и Савватий Соловецкие, Пчелиные Боги. Во-первых, их привязка к пчелиному делу очень устойчива.
Коровьим Богом мог быть Власий или Модест, Мамант делил заботу об овцах с Анастасией, но о пчёлках-труженицах пеклись Зосима и Савватий – и только они.
Во-вторых, эти святые – самые «молодые» из деревенского «пантеона». Их культ возникает в конце XV – начале XVI века. Поскольку крайне сомнительно, чтобы столь важное для православного культа ремесло, как пчеловодство (надеюсь, читатель, роль восковых свечей в православных обрядах в особых пояснениях не нуждается), оставалось без покровителей, можно считать, что и в целом перенесение христианских имён на деревенский культ произошло в это же время.
Разумеется, процесс это был не единовременный – вспомним целиком языческий культ куриного Бога Боглаза из подмосковной деревни, да и в Калуге до начала XX века почитался «конский бог Хорояр», очень созвучный балтскому Хаурирари.
К XVI столетию относятся первые упоминания о том, что русские называют свои иконы Богами (англичанин Дженкинсон). Кстати, существует немало легенд о том, как основатель монастыря находил икону своего святого покровителя на дереве в лесу.
Очень возможно, что это были просто почитаемые деревья, культу которых местные жители пытались придать христианский вид, и ничего «чудесного» в появлении на них христианских образов не было.
Некоторые исследователи утверждают, однако, будто русская деревня крестилась уже в первый век после крещения Киева. Недаром же она почти сразу в большинстве краёв (кроме такой глухомани, как земля вятичей) перешла от огненного погребения, языческой кремации, к похоронам в земле.
Что и говорить, переход от сожжения к погребению, произошедший в большинстве Русских земель, нуждается в объяснении. Но ради него нет нужды объявлять русскую деревню христианской. Надо только поглубже вникнуть в смысл погребальных обрядов, а это не всегда просто.
Так, к примеру, покойный академик Рыбаков попытался объяснить переход первобытных племён Европы от сожжения тел мёртвых сородичей к их погребению тем, что они отошли от представления о переселении душ к представлению о загробной жизни.
Достаточно странно, чтоб не сказать сильнее, – ведь в стране, где до сих пор господствует представление о переселении душ, в Индии и по сей день продолжают именно сжигать мертвецов!