Рустам двинулся вперед – и вдруг, словно почувствовав на себе недобрый взгляд, обернулся. Альтаир ехал в полукорпусе позади него, чуть приподняв подбородок и медленно обводя площадь у ворот остановившимся взглядом... не высматривая, нет.
Выслушивая.
Поддавшись внезапному порыву, Рустам натянул поводья. Ассасин поравнялся с ним, и рука шимрана перехватила повод его коня. Феррир и Керим, смекнув что к чему, немедля перестроились, отрезая путь к бегству.
Темные, внимательные, доброжелательные глаза странного лилового цвета с интересом взглянули на Рустама.
– Что? – спросил Альтаир вполголоса. – Ты вспомнил наш разговор?
– Феррир, – так же негромко сказал Рустам, и солдат с готовностью приставил острие ятагана к спине ассасина. Тот даже не шелохнулся, когда сталь пропорола его бурнус и тунику и ткнулась в живую плоть. Быстро темнело, словно солнце торопилось закатиться за стену; площадь перед воротами, еще минуту назад людная и шумная, пустела на глазах. Никто не обращал внимания на четверых всадников, нервно замерших в пятидесяти шагах от ворот.
– Что ж, – сказал Альтаир, – раз ты помнишь, о чем мы тогда говорили, может, вспомнишь еще кое-что...
– Не пытайся задурить мне мозги, – коротко сказал Рустам. – Брось поводья.
– Шимран, шимран... думай, шимран, пока голова на плечах. Не для того ли тебе она? Я думал, для этого, а не чтоб только склонять ее под сапог Ибрагима.
– Мне его надрезать, шимран-бей? – буднично осведомился Феррир, чуть сильнее напирая на клинок.
– Думай, шимран, – одними губами сказал ассасин.
И, внезапно рванувшись с места вперед, одним кувырком перелетел через холку коня и оказался на земле.
– Не дать ему уйти! Блокировать лошадьми! – крикнул Рустам, жалея, что они слишком далеко отъехали от ворот и он не может позвать на помощь Зериба. Феррир с Керимом ринулись выполнять приказ, сам Рустам поднял коня на дыбы, заставив забить копытами перед лицом беглеца, но тот без малейшего труда проскользнул под брюхом Рустамовой лошади и вырвался из оцепления. Шимран обернулся, ожидая услышать издевательский смех за спиной, – но вместо этого раздался предупреждающий окрик:
– Лучник на крыше! В укрытие!
«Да как ты смеешь держать меня за такого дурака?!» – мысленно взревел шимран Ибрагима-паши. Но Рустам иб-Керим, которому уже случалось драться бок о бок с человеком по имени Альтаир, не дал воли шимрану – и пригнулся к холке коня. Свист стрелы возле уха – такой знакомый – немедля доказал правильность этого выбора: смерть вновь миновала. Но радость уничтожил сдавленный вопль Феррира, валившегося из седла с той самой стрелой в груди, что предназначалась Рустаму.
Он услышал крики и топот от городских ворот – люди Зериба увидели, что происходит, и спешили ему на помощь. Сам Зериб что-то кричал и размахивал руками, и лицо его, еще пять минут назад такое приветливое, было бледным и каменным, как стена, которую он охранял.
– Рустам!
Он осадил лошадь, пятившуюся от несущихся на нее всадников, проводил взглядом тело Керима, тоже получившее стрелу и сползавшее из седла, и поискал взглядом источник крика.
– Рустам-бей! Быстрее! Туда!
Альтаир стоял на карнизе второго этажа ближайшего дома, придерживаясь за выступ крыши («О Аваррат, как он успел туда забраться?» – в изумлении подумал Рустам). Мраморный барельеф с изображением льва, вставшего на задние лапы, прикрывал его от стрел. Альтаир яростно махал руками, указывая куда-то вглубь лабиринта улочек ремесленного квартала, примыкавшего к площади.
– Скачи туда! Встретимся во дворце!
Рустам круто завернул коня и пришпорил его. «Еще немного, мой бедный. Еще совсем немного потерпи...» – думал он, низко пригибаясь к холке и уворачиваясь от стрел, мчавшихся ему вслед. Копыта коня перевернули телегу, груженную тыквами, поднялся грохот и гневный крик, быстро оставшийся позади. Мертвое тело кошки, привязанное к седлу, тяжело болталось и било Рустама по ноге, но он едва замечал это, проносясь знакомыми с детства улочками и закоулками города, тающего в подступившем мраке и ставшего вдруг совершенно чужим.
«Ассасин не станет повторять дважды то, в чем потерпел неудачу. Следующего нападения жди в городе, шимран-бей».
Так сказал ему Альтаир той ночью, когда они расставили все по своим местам. Рустам не знал, что сказал агент ассасинов Зерибу, раз тот, запоздало узнав в Рустаме человека, которого должно убить, без колебаний предпринял попытку сделать это. Впрочем, Рустам ведь знал, что ассасины не всегда убивают собственными руками – порой для этого куда проще использовать руки тех, кого жертва давно и хорошо знает. Но зачем, думал Рустам, пока копыта его коня грохотали по мостовой, зачем ассасинам теперь его убивать? Ради тела кошки? Нелепость... Альтаир?.. Еще большая нелепость – он сам бы давно освободился, если в хотел, к тому же Рустам ясно видел, что на этот раз стреляли и в него. И хотели убить всех. «Надеюсь, он ушел от них, как и я», – подумал Рустам – и поразился, осознав сущность этой мысли. В конце концов, что ему до этого раба? Этого безумно опасного, неуправляемого раба, который твердо намерен добраться до Ибрагима-паши? И что с того, что этот раб спас Рустама от клинков ассасинов и бесовских когтей...
Дворец паши высился на самом видном месте города, огромные купола его закрывали небо. Подъезжая к мосту, пересекавшему ров перед воротами, Рустам заставил коня сбавить шаг. Следовало успокоиться. Как шимран охраны паши, он имел право являться к владыке в любое время. Но все, что происходило сейчас, было слишком странно, и он не хотел вызывать лишних подозрений.
И все же дыхание его оборвалось, а руки сами собой натянули поводья, когда он увидел человека, небрежно опиравшегося о колонну в основании моста и явно поджидавшего кого-то...
– Рад видеть тебя в добром здравии, – сказал Альтаир, когда они поравнялись. – Ты отменно скачешь даже на полузагнанной лошади.
– А ты отменно скачешь даже по наклонным карнизам, – сказал Рустам. – Как ты добрался сюда?
– По крышам. Если за что и стоит любить ваш напыщенный город, так это за крыши, очень удобные для быстрого бега.
Рустам лишь в молчаливом удивлении покачал головой. Ассасин ухмыльнулся.
– Но довольно любезностей. Дай-ка я теперь возьмусь за твое стремя и смиренно пойду рядом, как подобает покорному рабу.
– Ты что, всерьез думаешь, что я проведу тебя во дворец?!
– А ты всерьез думаешь, будто у тебя есть выбор? Что ты скажешь своему господину? Что раб, за которого он отдал десять тысяч золотом, хотел следовать за тобой к трону великого паши, а ты его прогнал?
Рустам скрежетал зубами, глядя в это улыбчивое, безмятежное лицо.
– Держись за стремя и не поднимай головы, – процедил он наконец, и Альтаир без единого слова подчинился ему с покорностью, которой и наруч повиновения не смог бы обеспечить.