Артенья подошла к Рыси, сжавшейся на полу посреди зала. Наклонилась к ней, тронула за плечо. Рысь содрогнулась, но, видимо, поняв, что это прикосновение не несёт ей боли, не отшатнулась. Артенья взяла её за подбородок и, повернув голову девушки к себе, некоторое время рассматривала её лицо. Потом повернулась к своим солдатам, своим доблестным рыцарям, и спросила:
— Кто это сделал?
Ни звука в ответ. Даже Ойрек промолчал.
— Кто это сделал? — повторила герцогиня. — Если вы будете молчать, мессеры, мне придётся повесить всех присутствующих в этом зале.
— Да что такого-то! — крикнул кто-то из дальнего конца зала. — Ну подумаешь, девку поимели! Делов!..
— Кто это?.. — лицо герцогини налилось кровью. Она круто развернулась, так, что её живот заколыхался. — Кто сказал? КТО, Я СПРАШИВАЮ?!
Её крик был ужасен. Это не был крик сварливой женщины — так кричат только мужчины, обезумев от гнева. Солдаты ошарашено забормотали, и тогда Артенья ринулась вперёд, выхватила у одного из них меч из ножен и понеслась в дальний конец зала.
— Кто сказал?! — брызгая слюной, орала она. — А ну выходи, сучий потрох! Выходи и отвечай за свои слова, паскуда сраная!
Рыцари расступались и пятились, не смея вставать у неё на пути, и Марвин вполне мог понять их опасения. Даже полуодетая и брюхатая, она выглядела пострашнее иных мужиков.
Неизвестно, чем бы всё это закончилось, но тут в зал вбежал ещё один человек. Марвин никогда не видел его прежде, но в глаза он бросился сразу, потому что был едва ли не единственным, кто хотя бы с виду казался трезвым.
— Артенья! — крикнул мужчина, и в его голосе было столько отчаяния, что все немедленно развернулись к нему.
— Боги, нет! Артенья! — закричал мужчина и бросился через толпу. Через несколько мгновений он вырвал из рук герцогини оружие и, обхватив её за плечи, что-то быстро заговорил. Было видно, что он пытается успокоить её и увести отсюда. Марвин понял, что этот человек, кем бы он ни был, — отец её ребёнка.
Какое-то время герцогиня слушала молча, потом сказала:
— Лайам, я запретила насилие в рядах своих воинов. Тебе об этом прекрасно известно. И виновные будут покараны, хочешь ты этого или нет.
«Хочешь ты этого или нет» — Единый, как же нелепо звучит из уст герцогини. Она при всех выдаёт, что этот человек может ей указывать, имеет власть над нею. Да и вообще, чем надо было думать, чтоб являться перед своими воинами в таком виде, кидаться на них и вопить, как полоумная… Какая же она дура. Но перед этой дурой тем не менее трепетали, робели, она вгоняла солдат в ступор. Она — или её безумие.
— Кто насильник? — резко спросил Лайам, оборачиваясь к солдатам. Одной рукой он всё ещё обнимал Артенью за плечи.
— Многие, — невозмутимо отозвался Ойрек. — Сами понимаете, мессер, торчим тут бес знает сколько, парни заскучали. В последнюю вылазку за провиантом взяли парочку пленников, вот и решили развеяться. Тем более что ребятки эти троих наших завалили…
— Что за пленники? Почему не доложили? — резко спросил Лайам.
Марвина вытолкнули вперёд. Он оказался рядом с Рысью, помог ей подняться и только тогда ответил на нетерпеливый взгляд Лайама.
— Сэйр Марвин из Фостейна, — спокойно представился он. — Преданный вассал его величества короля Артена. А это Милла по прозвищу Рысь, наёмница, сражавшаяся на стороне её светлости герцогини Пальмеронской.
Лайам посмотрел на Ойрека, требуя подтвердить или опровергнуть эти слова. Тот пожал плечами. Лайам снова посмотрел на Марвина.
— Единобожец? — резко спросил он.
Марвин вместо ответа осенил себя святым знамением. Лайам повернулся в Артенье.
— Может быть, нам их сами древние боги послали, слышишь? — тихо проговорил он. Та, уже совсем обессилев и обмякнув в его руках, неуверенно кивнула. Лайам отпустил её и, повысив голос, сказал: — Теперь слушай меня, сэйр Ойрек. Ни ты, ни кто-либо другой больше пальцем не тронет этих людей. Тот, кто ответственен за насилие, должен быть повешен. Выбирай, Ойрек, будешь ли это ты или те, кто глумились над этой женщиной.
В зале поднялся ропот, но твёрдый голос Лайама перекрыл его:
— Завтра утром напротив окон её светлости должно висеть тело зачинщика. Другие виновные получат двадцать ударов по пяткам. В противном случае повешены будете вы, сэйр Ойрек, а все остальные здесь присутствующие получат по полсотни палок каждый. Вне зависимости от того, принимали они участие в разбое или нет.
«В гарнизоне сто человек, — думал Марвин, пока солдаты шумно обсуждали услышанное. — Не меньше, а то и больше». Этот Лайам должен иметь за плечами силу, способную урезонить дюжину головорезов. Иначе они просто убили бы его и продолжили развлекаться. Или… не может ведь быть, что дело в авторитете Мессеры. Какой, к Ледорубу, авторитет, если только что на глазах у всех она висела на плече у своего мужика, пока он вершил суд? А когда всё закончилось, безропотно позволила вывести себя вон. Когда она проходила мимо Марвина, он кожей ощутил исходивший от неё жар. Она была тяжело больна и, видимо, не в себе. Кто же этот человек рядом с ней? Кто после её смерти будет править этим гарнизоном и этой страной?
Угроза, тем не менее, была воспринята всерьёз. Марвина и Рысь немедленно вернули в подземелье, показавшееся Марвину после гвалта в зале почти уютным. Рысь забилась в угол камеры и не отзывалась на оклики Марвина, хотя и не спала, и вскоре он оставил её в покое. Из всего, происшедшего этой ночью, он понял лишь, что они нужны не только Ойреку, но и герцогине. А это значит, что ещё можно будет попробовать воспользоваться ситуацией поумнее, чем он это сделал в зале наверху.
Воспользоваться ситуацией… Он был послан сюда своим королём для того, чтобы убить герцогиню. Об этом думал Марвин, глядя в стену своей камеры и ритмично сжимая и разжимая кулаки. Но знал ли король, что его сестра беременна? Как можно убить беременную женщину, тем более что носит она дитя Артенитов? Не будет ли это убийством человека королевской крови, пусть ещё и нерождённого? И имеет ли он, Марвин, право совершить такое? Ему ведь было велено убить только Мессеру, но не её дитя. Кто знает, может быть, его величество желает оставить ребёнка в живых? Как Марвин мог знать, и, главное, как он мог решать?
Марвин был в такой растерянности, что почти забыл о плачевности своего положения. Он рассуждал так, будто уже стоял над Артеньей с мечом в руке, и ему оставалось лишь нанести удар. А ведь сейчас это он был её пленником, а не наоборот, и не имел ни малейшего представления, как выбраться отсюда, что уж говорить о том, чтобы добраться до неё. Это и злило его, и одновременно приносило облегчение. Потому что, добравшись до Артеньи, он вряд ли знал бы, как с ней поступить.
«Твою мать, ваше величество, ты ничего мне об этом не сказала», — яростно подумал он и мысленно пожелал королеве Ольвен удавиться при первой же возможности.
Прошло всего несколько часов, и в подземелье снова спустился человек Ойрека. Марвин напрягся, готовясь уж на этот раз использовать свой шанс, но тут же понял, что ошибся: вошедшим был Лайам. Стражники, привычно резавшиеся в кости, при его виде почтительно вскочили.