— Знаешь, как это называется? — произнес Фарман. — Сделка с врагами. Только они бы ради нас на такое никогда не пошли.
— Это условие, которое поставил король, обещав нам свою поддержку, — ответил Шеф.
Все присутствующие перевели недоуменные взгляды на потрепанного горемыку, сидящего в сторонке.
— Дело не в моей поддержке, — сказал Альфред. — У меня еще есть целое королевство. Можно потерять одну армию, но набрать другую, потому что людей, готовых сразиться с этими супостатами, в Уэссексе всегда довольно. Но им легче будет это сделать, если их не заставят менять свою веру.
— Все правильно, люди нам нужны, — вмешался назначенный воеводой Озмод, старшина катапультеров. — Сколько народу уже сбежало! А после сегодняшнего набега у нас при каждой катапульте осталось семь, ну, может быть, восемь человек. А нужна дюжина. Да и с Уддом осталось людей меньше, чем он арбалетов припас. Но нужны-то они нам прямо сегодня, сейчас. А где мы их найдем при такой спешке?
Переваривая вопрос, Альфред и Шеф обменялись растерянными взглядами. Надо будет еще поломать над этим голову.
Все вздрогнули, когда из угла шатра зазвучал женский голос. Голос Годивы.
— У меня есть решение. И я могла бы с вами им поделиться. Но прежде вы дадите согласие на два моих условия… Во-первых, я требую себе место члена этого Совета. Не хочу, чтобы по чьей-то прихоти меня однажды вышвырнули за ненужностью, как захромавшую лошадь или занемогшую собаку. Во-вторых, я не желаю больше слышать, как ярл повторяет: «Нет, не сейчас, нет, не теперь, потому что я все еще ярл».
Советники, не зная, что сказать, оторопело взирали на нее. Потом с тревогой стали вглядываться в лицо ярла. Тот уже нащупывал свой незаменимый скипетр. Но теперь приходилось черпать уверенность в самом себе. Он устремил взгляд в ее прекрасные глаза, словно бы лицезрел их впервые в жизни. Скипетра больше не было. Теперь все будет иначе. Шеф опустил взор.
— Я принимаю оба условия, — сипло выговорил он. — Поделись же теперь с нами своим решением, советник.
— Нужных вам ратников вы отыщете прямо здесь, в лагере, — сказала Годива. — Точнее — ратниц… Я говорю о женщинах, ярл. Их здесь сотни. А сколько еще деревень на пути будет! Ярл называет их потаскухами. «Только чтобы нитку в иголку вдели». Но многие вещи они делают не хуже мужчин. Приставьте по шесть женщин к командам катапультеров. А освободившиеся воины могут перейти в распоряжение Удда и войти в отряд арбалетчиков; которые посильнее — возьмут алебарду, помогут Лулле. Но вообще-то я и Удду посоветую: набери себе стрелков среди молоденьких девушек. Они не такие пугливые и со всем справятся.
— Ну, так не бывает, — окончательно растерявшись, протянул Квикка.
— Это почему же?
— Ну… тут ведь силу в руках нужно иметь.
Шеф громко расхохотался.
— Про тебя в свое время то же самое говорили викинги, Квикка! Помнишь, как это было? Сколько, дескать, силенок требуется, чтобы снасти тянуть, рычаг повернуть да лебедку на вороте крутить? Машина живо их сильными сделает.
— Да они струхнут в самый важный момент и пятки смажут…
Ледяной голос Годивы заставил его замолчать.
— Ну-ка, посмотри мне в глаза, Квикка. По-твоему, и я была трусихой, когда в телегу с дерьмом прыгнула? А если и так, важно то, что меня это не остановило… Позволь мне переговорить с женщинами, Шеф. Я отберу самых надежных. Если нужно будет, сумею ими командовать. И еще я хочу, чтобы все помнили, — она обвела надменным взором собрание, — женщинам больше терять, чем мужчинам… А значит, и сражаться они будут с удвоенной силой.
В наступившем молчании зазвучал голос Торвина:
— Все это, конечно, приятно слышать… Но подумайте: сколько у короля Альфреда было людей, когда он выступил против франков? Пять тысяч? И все — обученные воины. Ну пусть мы задействуем всех женщин, какие только сопровождают армию. Наберем треть от этого числа. Что мы с ними будем делать? Они ведь даже из рогаток по птицам никогда не стреляли! За один день воинами не становятся!
— Если захотеть, арбалетчиком можно стать еще быстрее! — неожиданно вмешался Удд. — Тут дело нехитрое: натягивай да целься.
— А что это меняет? — возразил Гейрульф, жрец Тюра. — Мы же сегодня видели, как действуют франки. Они не будут стоять на месте и ждать, когда ты их подстрелишь!.. В том-то и дело, что никто знать не знает, как с ними воевать…
— Послушайте, что я вам сейчас скажу, — глубоко вздохнув, промолвил Шеф. — И тогда узнаете…
Словно гигантская металлическая змея, изогнувшись и поблескивая чешуйками в свете наступившего утра, армия франкского короля оставила свой лагерь близ Гастингса. Первой двигалась легкая конница, все снаряжение которой составляли шлемы без забрала, кожаные жилеты и сабли; перед ней ставилась задача обнаружения противника, прикрытия флангов и расширения участка прорыва. Затем следовал строй лучников; будучи посажены в седло, как и вся армия, они готовы были на расстоянии пятидесяти ярдов от вражеского строя спешиться и включиться в дело; им поручалось держать неприятеля на месте, заставить его прятать лица под щитами, а потом и присесть на корточки, чтобы уберечь ноги.
А затем уже наступала очередь тяжелой кавалерии. Именно она принесла славу франкскому оружию, сделавшись грозой почти всех европейских народов. Мало того что каждый всадник был закован в тяжелую кольчугу, ноги прикрывали длинные набедренники, живот и низ спины особо защищали высокие седельные луки, а на голове был шлем с забралом. Но были еще и щит, и длинный меч, и пика, и широкие стремена. Щит, имевший сходство с воздушным змеем, прикрывал тело, а правая рука держала пику, которая благодаря тому, что всадник при ударе и сверху, и снизу привставал в стременах, становилась самым страшным оружием того времени. Разумеется, очень немногие воины, и уж тем более не англичане, способны искусно владеть пикой, когда ко второй руке крепкими лямками приторочен огромный щит, а пышущего норовом жеребца необходимо держать в повиновении одним сжатием бедер и касанием кончиков пальцев руки. Считалось, что против такой конницы не сможет устоять ни одна пехота в мире, коль скоро она посмеет оставить свои корабли или укрепленное расположение.
Карл Лысый, который сейчас держался во главе своей знаменитой конницы — всего в отряде было около девятисот всадников, — повернулся в седле и устремил взгляд сквозь лес знамен к собственному укреплению, которое он наконец покинул, к кораблям, кучно расставленным на берегу. Лазутчики принесли добрые вести. Кажется, сражения с ним ищет еще одна армия. Последняя из всех, которые могли быть набраны к югу от Гембера. Разумеется, такая же беспечная и не готовая к тому, что ее вскоре ожидает. Именно этого Карл и хотел: один мощный удар, все воеводы перебиты, остальные взывают к его милосердию, а он наконец прибирает к рукам бразды правления… Жаль, что это произошло только сейчас, а не немедленно после разгрома этого удалого дурня Альфреда. Лето бы не показалось таким скучным.