Все пятеро полуночников стояли перед машиной, сложив руки на груди. Выстроились как для парадного снимка, подумала Джессика. Даже Мелисса, все еще внутренне кипевшая, решила присоединиться к остальным, когда сообразила, что сможет нащупать слабину Энджи в первые мгновения выхода из тайного часа, пока женщина не опомнится.
Увидев пятерых полуночников за ветровым стеклом, Энджи потрясенно вытаращила глаза.
— Ну, идите сюда, — окликнул ее Рекс. — Пора и поговорить.
Энджи медленно выбралась из разбитого «форда» и встала лицом к ним, прикрываясь, как щитом, открытой дверцей автомобиля.
— Ничего себе… — негромко произнесла она.
Да уж, четыре человека, материализовавшиеся посреди пустыни, — это вам не костяшки домино, появившиеся невесть откуда.
— Как ваша память? — спросил Рекс. — Ничего не пострадало? Никаких изменений не чувствуете?
Энджи мгновение-другое молча таращилась на него, потом пожала плечами:
— Вроде все нормально.
— Очень мне нужны твои крошечные гнилые мыслишки, — буркнула Мелисса.
Джессика удивленно покосилась на Мелиссу. Врать-то зачем?
— Тогда давайте поговорим об истории Биксби, — сказал Рекс.
— Я думала, мы уже о ней поговорили.
— А мне хочется послушать еще раз. — Рекс похлопал Мелиссу по плечу. — И на этот раз я смогу убедиться, что вы говорите правду. Или, по крайней мере, думаете, что говорите правду.
— Все, что я рассказала, было на самом деле, — сказала Энджи. — Я могу показать вам документы.
— Вы просто расскажите, — настаивал Рекс.
Энджи кивнула и начала рассказывать полуночникам все об их давних предшественниках, о бунте Грейфутов, раскрывая перед ними еще одну тайную историю города Биксби. Она начала тихо, медленно, но постепенно потрясение, вызванное внезапным появлением полуночников, прошло. Голос Энджи набрал силу, и скоро она уже говорила с жаром и убежденностью.
Пока они дожидались конца тайного часа, Рекс уже успел вкратце пересказать остальным новости, но, рассказанные серьезным голосом Энджи, обвинения в адрес старых полуночников производили куда большее впечатление. Джессику начала бить дрожь, и виной тому был не только холодный ветер оклахомской осени.
Если все это правда, тогда какую долю правды о тех временах знала Мадлен? Ей было всего семнадцать, когда Грейфуты лишили полуночников власти, однако она несла в себе память многих поколений телепатов. И если полуночники тысячи лет подряд творили несправедливость, ей должно быть это известно.
И хватит ли у кого-то из них духу задать старой телепатке прямой вопрос? Хотя, конечно, когда Мелисса с Мадлен в следующий раз коснутся друг друга, все случится само собой. Джессика могла только порадоваться тому, что она не Мелисса. Не ей придется задавать неприятные вопросы.
К тому времени, когда Энджи завершила свой рассказ, она, похоже, ничуть уже не боялась полуночников. Она закурила, глядя на них так, словно они действительно были просто несмышлеными детьми.
— Ну вот, я рассказала вам о фактах, — закончила историю Энджи. — А что вы сообщите мне в ответ?
Джессика прищурилась, глядя на женщину. Джессика была рада, что Мелисса не стала превращать Энджи в слюнявую идиотку, но это вовсе не значило, что Энджи ей нравилась. Вот уж нет.
— Есть кое-что, самое важное, что вам следует знать, — сказал Рекс. — Насколько нам известно, вся эта чертовщина высвободится первого ноября.
— В полночь перед первым, если точнее, — добавила Десс. — Когда тридцать первое октября перейдет в ноябрь.
Энджи фыркнула.
— Полночь Хэллоуина, да?
— Может, это и забавно, — холодно произнесла Десс, — но числа не лгут.
— Я вообще не очень-то верю во всю эту нумерологию.
— Нумерология? — У Десс отвисла челюсть. — Это математика, дура!
Женщина долго скептически смотрела на Десс, но потом по ее лицу пробежала тревога.
— А знаете, перед тем как Грейфуты выставили меня, Эрнесто несколько раз повторил, что вскоре должно что-то случиться. А когда темняки перестали отвечать, все очень встревожились. И Эрнесто говорил, что все это произойдет из-за творящей огонь. — Она посмотрела на Джессику. — Это ведь ты, да?
Джессика кивнула.
— Но Грейфуты не успели получить все инструкции до смерти полунелюди.
— А что конкретно говорил Эрнесто? — спросил Рекс.
— Он только повторял имя… старик нервничал из-за того, что, как он говорил, «Самайн приближается». — Энджи передернула плечами. — Но он так и не сказал, кто это такой.
Мелисса покачала головой.
— Это не «кто», тупица, это «когда». Самайном в древности называли Хэллоуин.
— Дурак дурака видит издалека, — пробормотала Десс.
— Сама такая, — парировала Мелисса.
— Опять Хэллоуин, — устало вздохнул Рекс. — Похоже, нам от него никуда не спрятаться.
— Эй, ребята, не глупите! — сказала Энджи. — Хэллоуин — просто нелепое явление культуры. Еще сто лет назад в Оклахоме его просто не было, а монстры, как я уже вам сказала, появились здесь куда как раньше. — Она оглядела всех пятерых по очереди. — И они все еще здесь.
— Монстры? — повторил Рекс.
Он сделал шаг по направлению к Энджи, потом второй, и у Джессики противно засосало под ложечкой. Что-то изменилось в Рексе, усталость с него как рукой сняло. Он даже как будто стал выше, лицо приобрело жесткое выражение, и в каждой его черточке просвечивала угроза. А потом случилось нечто и вовсе невероятное: Джессика увидела, как глаза Рекса вспыхнули фиолетовым светом, хотя темная луна давно уже зашла.
Рекс был уже на расстоянии вытянутой руки от Энджи, но женщина отступила назад, налетев спиной на разбитую машину. Сигарета выпала из ее пальцев.
— Может, вы и правы, Энджи, — сказал Рекс. — Может, чудовища обосновались в Биксби в незапамятные времена. Но зарубите себе на носу… — Его голос изменился, став сухим и холодным, как будто нечто древнее говорило его устами. — Монстр я или нет, но я — то, во что вы сами превратили меня, бросив в пустыне. Я — ваш личный кошмар.
Рекс издал долгое пронзительное шипение, его шея вытянулась вперед, как будто голове надоело сидеть на плечах. Пальцы Рекса, казалось, стали вдруг длиннее и тоньше, они шевелились, приковывая взгляд. Шипение страшно действовало на нервы, словно кто-то водил туда-сюда острым стеклом по позвоночнику, нет — по обнаженному спинному мозгу…
Самодовольство Энджи разом испарилось, колени подогнулись, и она не упала в пыль только потому, что прислонилась к «форду».