Ухватившись за стропы, Брежия подтянулся и встал мокрыми кедами на край корзины. Быстро перебирая ногами и руками, пополз к прорехе.
Валерка вновь глянула вниз: черные ассасины приближались.
Далеко вверху, в центре Розы Ветров зародился смерч. Он набух, как капля, качаясь и подрагивая, и начал разрастаться – вниз и вширь, вбирая в себя окружающее.
Уже скоро рядом встала кружащаяся стена от океана до неба. И сколько ни крутила Валерка рукояти жаровни, ревущая стена эта пусть и медленно, но неумолимо влекла шар вверх.
Сотни посверкивающих серебром шаров, изогнувшись спиральной цепочкой, тянулись туда. Валерка видела их, крестоносцев, стоящих в своих корзинах, мужей в латах или в обычной одежде, седовласых, с благородными чертами, гордых и мужественных рыцарей, выступивших в далекий поход, чтобы достичь прекрасной страны пресвитера Иоанна, обманутых, не знающих, что повод для всей затеи куда прозаичнее: деньги и власть, власть и деньги…
Шары кружились, пролетая мимо Валерии, то ныряя в ревущую стену смерча, то выскакивая на поверхность. Ассасины приближались, уже отчетливо слышались тарахтенье и скрип.
– Правь туда! За ними! – орал сверху Брежия, яростно орудуя иглой. – Пока молния не ударила!
Стена смерча темнела, по ней бежали искры; в воздухе разлился густой, терпкий запах озона.
– Быстрей же!
Шары крестоносцев гирляндой опоясывали смерч, и гирлянда эта постепенно укорачивалась, потому что верхняя ее часть исчезала в средоточии мировых ветров, втягивалась в ревущую космической энергией ось мира. Но в корзине Валерка упрямо крутила рукояти, правя прочь от смерча. По переплетениям и узлам веревок Брежия полез наверх. Взобравшись на вершину сферы, он присел, чтоб не сбросило ветром, и закричал:
– Возьмите меня!
Теперь уже самый хвост гирлянды проносился мимо, остались последние несколько шаров, все остальные исчезли в хаосе света и воздуха. По стене смерча пробежала световая рябь. Брежия выпрямился во весь рост, широко расставив ноги, протянув руки и запрокинув голову.
– Не оставляйте меня здесь! – взревел он в отчаянии.
Последний шар скрылся в небесной пучине. Брежия заплакал. Из крохотной точки, незримой крапинки чужого пространства – из центра Розы Ветров, – вырвалась молния. Зигзаг пропорол тучи, разодрал воронку на миллионы брызг. С треском он распался на облако, состоящее из тончайших ветвистых расколов, и сияющая белизной крона окутала крестоносца. На мгновение фигура его исказилась, словно обрела вдруг невиданную мощь и стала огромной – хоть и не увеличилась в размерах, но будто налилась свинцовой тяжестью, покрытая разрядами, как булыжник, повисший в переплетении тонких белых нитей. Грохот упал вниз, выбил из океана фонтан бурлящей воды и заставил Валерию присесть от испуга. Молния втянулась обратно, треща, стремительно вознесла клубок разрядов вверх и исчезла вместе с крестоносцем.
И лишь после этого хлынул дождь. Рев смерча смолк – потому что не стало самого смерча, – лишь шелест капель звучал теперь. Вскоре полный отчаяния вопль разнесся над океаном. Сквозь пелену дождя выпрямившаяся Валерия разглядела совсем близко похожий на крота агрегат и облепивших его ассасинов и разобрала их крики.
– О братия, не выполнили мы клятву!
– Не отмстили за Старца!
– Не сдюжили!
– Не осилили!
– Горе нам!
– Нет – смерть! Смерть нам!
– Так умрем, братия?
– Умрем! Умрем, как умер Старец, с отвагой в сердце и веселым газом в груди!
Крот быстро набирал высоту. Валерка увидела вцепившегося в сиденье Андрея – тот пытался удержаться на развернувшейся почти вертикально покатой спине.
– Сюда! – завопила она, протягивая руку.
Агрегат уже пролетел мимо, и теперь из-за сферы Валерия не могла его разглядеть. Она присела, крутанула рукояти жаровни.
Вдруг с хриплым протяжным воплем, расставив руки и ноги, мимо пролетел черный ассасин. Он сжимал кривую саблю и короткую изогнутую трубку, из которой вырывались, закручиваясь в потоке воздуха, струи темного дыма. Ассасин успел сунуть мундштук в зубы, глубоко затянулся и с последним выдохом канул в волны.
За ним пролетел второй, третий.
Не обращая на них внимания, Валерия крутила рукояти.
Упал последний ассасин. Стихли хриплые крики, теперь лишь мерный шелест дождя наполнял свежий, напитанный влагой воздух.
– Андрей… – повторила Валерка тихо и заморгала, пытаясь стряхнуть с век капли дождя и слезы. Ветра не стало совсем, шар парил в холодной строгой синеве невысоко над океаном.
– Валерка… – прозвучал голос откуда-то сверху. – Ну и управление здесь… Или этот рычаг? Сейчас, сейчас, я переберусь…
День еще толком не начался, стало лишь чуть светлее. Шар подплыл к редколесью возле железнодорожного полотна.
– Вон интернат, – произнесла Валерка, выглядывая. – Ненавижу его теперь! Я и раньше… А сейчас совсем видеть не могу.
– Смотри, а оврага нет, – подал голос Андрей, ложась грудью на борт.
Редколесье почти вплотную подступало к насыпи, исчезли глинистый овраг и заросли бурьяна… Там тянулась ровная черная щель.
– Это потому что самое утро, – сказала Валерка. – Наверное, когда светлее станет, она совсем затянется.
– Как заброшенный чердак, – прошептал Андрей, завороженно глядя вниз. – Представь, чердак с рухлядью всякой, с заколоченными окнами, темный. Туда много лет никто не поднимался, никто не разглядывал, что там стоит. И в нем все исчезло, пропало совсем, только черная пенка… Но если подняться туда и неожиданно распахнуть дверь, только очень быстро, чтобы успеть за секунду… хоть за мгновение до того, как оно поймет, что на него смотрят, и изменится… Тогда можно… можно увидеть все что захочешь!
Валерка лишь молча кивнула, затем, ощутив, что Андрей смотрит на нее, повернула голову. Переглянувшись, они посмотрели на землю. За эти несколько секунд стало чуть светлее, и прореха немного съежилась.
– А попадем? – усомнилась Валерка, но Андрей уже перелез через борт и сел, с трудом удерживая равновесие, свесив ноги наружу.
Шар теперь парил совсем невысоко над щелью, полной пеной ночи. Валерка тоже перелезла, чуть не опрокинулась спиной назад и вцепилась в плечо Андрея. Они взялись за руки, потом он сказал: «Попадем, конечно», – и прыгнули.
Свет, проходя сквозь загустевшую атмосферу, становился грязно-желтым, почти ржавым. Он висел в воздухе туманной пеленой и уже не озарял, но высвечивал, выхватывал из пространства отдельные предметы, скрадывая очертания остального.
– Я хочу работать! Отпустите, я могу работать! – Голос был молодой, сильный и звонкий.