Теперь люди потоком устремились вниз по склону, даже санитары с носилками пустились вскачь по пересеченной местности. «Ими движет не исполнительность, – подумал Шеф, – это жажда». Люди Стеффи, расстреляв все свои снаряды, нерешительно застыли около катапульт.
– Разберем их и возьмем с собой, а? – взмолился Стеффи. – Ну хоть парочку?
Шеф подтолкнул его в направлении общей атаки.
– Катапульты бросить. Возьмите с собой огненные приспособления, если сможете нести.
Для дротикометчиков по-прежнему оставалось немало работы, распространяющийся пожар освещал все новые и новые площади. Легких мишеней уже не было, их свалили арбалетчики, но кое-где еще мелькали бегущие люди. «Уж не думают ли они, что находятся на безопасном удалении? Они пытаются помочь своим раненым, – понял Шеф, – бегут, чтобы вытащить их из полосы надвигающегося пламени». Король шагнул к машине, прицелился в человека, старающегося выползти из охваченного огнем кустарника. Так и есть, двое спешат ему на выручку, можно разглядеть встревоженно озирающиеся белые лица. «Враги в эту ночь не понесли больших потерь, – подумал Шеф, – но их убивали из темноты невидимые ими люди». Легкое перемещение хвостовика, еще один басовитый лязг, и первый спасатель закувыркался, словно от щелчка гигантского пальца, а другой комично споткнулся и сразу же бросился в сторону. С вершины холма было видно, как мощный дротик пробил ему оба бедра. Неудавшийся спасатель рухнул в пламя как раз в тот момент, когда подбежал к человеку, которого намеревался спасти.
Шеф ощутил свирепую радость. Он хлопнул Квикку по спине, махнул большим пальцем: «Пошли!» Нет времени запрягать мулов, но дротикометы на колесном ходу утащить легче, чем вращательницы Стеффи. Не дожидаясь приказа, люди Квикки похватали их за хвостовики, с гиканьем и треском устремились вниз по неровному склону. Вместе с ними бежал последний отряд арбалетчиков и алебардщиков, оставленных в качестве прикрытия. Не разбирая дороги, они толпой неслись к подножию холма, с Шефом в середине, держа оружие наготове на случай нападения из засады. Из засады, на которую они уже напали сами.
В темноте послышался лязг металла, это несколько братьев Ордена, вместо того чтобы убраться подальше от огня, решили сразиться со своими врагами. Они вышли из света в темноту и не успели даже разглядеть стрелы и клинки, оборвавшие им жизнь. И вот уже показался акведук, длинное каменное сооружение высотой в четыре фута, распространяющее вокруг себя благоухание свежей проточной воды. Люди Шефа во главе с ним самим перевалились через стенку и, забыв о неприятеле, погрузили лица в прохладный поток.
Подняв наконец голову, Шеф увидел нависшего над ним Бранда.
– Куда теперь? – отрывисто спросил тот.
Тогда Шеф впервые взглянул на акведук. Канал, проложенный для снабжения водой расположенных вдоль дороги в Остию богатых вилл, водой более чистой, чем в мутном Тибре, имел всего-то шесть футов в ширину и был перекрыт каменными плитами, чтобы предотвратить испарение. Но не по всей длине, встречались и открытые участки. Боевые машины здесь не пройдут. По обе стороны акведука шел тротуар, но шириной, едва достаточной для двух человек, опять же слишком узко для метательной машины или телеги. Больше всего на свете Шеф хотел вернуться на свои корабли, покончить с этим бесславным походом.
Какой-то внутренний голос подсказывал, что это у него не получится, тот же самый бойцовский инстинкт, который заставил его расстреливать раненых. Его война должна окончиться сейчас. Если он отступит, его будут преследовать и уничтожат. В одну сторону акведук шел к Риму, в другую – неизвестно куда. Риг сказал ему… как там было? В Риме он обретет мир. Возможно, мир он обретет в смерти. Пусть будет так.
– Сюда, – сказал Шеф, показывая налево. – Поторопи их. Квикка, разбей свои машины.
Квикка нянчился со своими машинами все тысячи миль этого похода. Он вышел из рабов в люди благодаря машинам. И он тут же стал возражать своему повелителю, как много раз делал раньше и чем несказанно удивил однажды короля Альфреда. На этот раз терпение Шефа иссякло. Щербатый человечек пустился в рассуждения, а встревоженный и измотанный всеми треволнениями король подскочил к нему и от души врезал в морду.
– Вперед! – крикнул он. – Или я засуну тебя обратно в твой ошейник.
Его старый товарищ сплюнул кровь, вытащил еще один выбитый зуб, недоверчиво на него уставился. Пошел выполнять приказ.
– Рано или поздно все хозяева оказываются одинаковы, – заметил один из его помощников, разрезая веревки, чтобы хоть на время вывести дротикомет из строя. Квикка не ответил. В темноте Толман и три других юнги нерешительно застыли над тюками ткани, жердями и тросами. Мальчики могли бы их нести, но все-таки это немалый груз. Квикка взял у них два бруска, закинул себе на плечи.
– Я это понешу, – сказал он, отчаянно шепелявя. Толман заметил катящиеся у него по лицу слезы и промолчал.
Через несколько часов потрепанная колонна пробилась вдоль акведука к стенам самого Вечного города. Им пришлось пробираться в ночи, словно путникам, отбивающимся от стаи волков. Вытянутую разреженную колонну снова и снова атаковали с обеих сторон, вражеские всадники обгоняли их стороной, а потом поджидали у акведука, зная, что разминуться невозможно. Арбалеты собрали среди нападавших обильную кровавую жатву, но несколько раз колонну разделяли на две части, и приходилось бросаться в темноте в свирепую сечу, чтобы соединиться со своими. После каждой атаки на месте оставляли убитых, неспособных передвигаться и потерявших сознание. Их товарищи бросали трупы в поток, а со временем стали бросать и тех, кто, может быть, был еще жив. С собой несли лишь немногих раненых. Измученным уцелевшим воинам смерть в холодной воде уже казалась избавлением. Шеф несколько раз слышал из темноты, как Ханд ругается и дерется из-за тех своих подопечных, кого оставляли на произвол судьбы или добивали из воинского милосердия. У него не было времени и сил, чтобы вмешиваться.
На востоке уже забрезжил свет, когда Шеф повел свой арьергард по пологому склону к бастиону, захваченному передовым отрядом на одной из стен Рима, рядом с Авентинским холмом. «Свет, – подумал король. – И прибежище. Возможность увидеть, что происходит. Перехватить инициативу, самому управлять событиями, а не просто отвечать на действия противника». В передышке он нуждался больше, чем в пище и воде. Он нуждался в ней, как проигрывающий борец нуждается в опоре для ног.
Взобравшись на стену, он увидел, что остатки его отряда распределяются вдоль зубцов, не защищенных изнутри, потом повернулся и подошел к краю, чтобы утренний ветерок овеял его пропотевшую рубаху.
В двух сотнях ярдов от него Эркенберт с мстительным удовлетворением сказал капитану катапультеров:
– Стреляй.
Короткое плечо коромысла упало, длинное взметнулось вверх, протащив по земле пращу и вздернув ее в своем яростном взмахе. В небо полетел не обычный круглый камень, а особый снаряд.
Стоящий у края стены Шеф увидел лишь промельк направленного на него движения. Он выбросил вперед руку, ощутил сотрясший тело удар, почувствовал, что распростерт на земле и на него навалилась какая-то масса. Попытался отбросить ее с себя, нащупал рукой что-то тугое и липкое, отчаянно в это вцепился. Подоспевшие воины освободили его и подняли на ноги. Шеф понял, что сжимает в руках человеческие внутренности, тянущиеся из лежащего у его ног разъятого трупа. Это был арбалетчик Тримма, его мертвое лицо застыло в нечеловеческой муке.