— Прекрати сейчас же! — прикрикнула на него женщина. Она обернулась к Ширли: красное одутловатое лицо, почти беззубый рот. — Он плачет, потому что мы только от врача. Доктор думал, что он заболел серьезно, но оказалось, что это всего-навсего квош. — Она показала опухшую руку мальчика. — Посмотрите, все распухает, на коленях появляются черные пятна. Нужно было две недели сидеть в больнице Беллевью, чтобы доктор рассказал мне то, что я и без него знала. Но это единственный способ получить от него бумажку. Вот так нам выписали горохового масла. Супружник у меня его любит. Вы живете в нашем квартале, не так ли? По-моему, я вас там видела.
— На Двадцать пятой улице, — ответила Ширли, снимая крышку с канистры и кладя в карман пальто. Она продрогла до костей и была уверена, что простудилась.
— Я узнала вас. Подождите меня, пойдем домой вместе. Уже поздно, а вокруг столько хулиганья, так и норовят вырвать из рук воду. Они всегда могут ее продать. Вот миссис Рамирес из моего дома: она хоть и вздорная, но хорошая баба, знаете, ее семья живет в этом доме со Второй мировой войны. Так ей поставили такой синяк под глазом, что она едва видит, и выбили два зуба. Какой-то подонок ударил ее дубинкой и отобрал воду.
— Да, я вас подожду, это прекрасная мысль, — сказала Ширли, внезапно почувствовав себя страшно одинокой.
— Карточки! — рявкнул полицейский. Она протянула ему три листочка: свою карточку, Энди и Сола. Полицейский поднес их к свету, потом вернул ей. — Шесть литров! — крикнул он человеку, стоявшему у крана.
— Как шесть? — возмутилась Ширли.
— Сегодня норму снизили, дамочка. Поживее, народ ждет.
Она подала канистру, человек у крана засунул в нее конец шланга и открыл воду.
— Следующий! — крикнул он.
Ширли подняла канистру — та была до обидного легкой. К Ширли подошла та женщина, одной рукой таща ребенка, а в другой неся двадцатилитровый бак из-под керосина, который казался почти полным. Наверняка у нее большая семья.
— Пойдемте, — сказала женщина; ребенок засеменил за ней, слабо подвывая.
Когда они свернули с Двенадцатой авеню в переулок, стало еще темнее, словно дождь впитал весь тусклый свет. Тут в основном располагались старые склады и фабрики с серыми крепкими стенами. Тротуар был мокрый и пустынный. Ближайший уличный фонарь находился в квартале отсюда.
— Муж мне голову оторвет за то, что возвращаюсь домой так поздно, — сказала женщина, когда они завернули за угол.
Вдруг дорогу им преградили две темные фигуры.
— Отдавайте воду, — сказал один, и в темноте тускло блеснуло лезвие ножа.
— Нет, не надо! Пожалуйста, не надо, — взмолилась женщина, спрятав бак с водой за спину.
Ширли прижалась к стене. Это были молодые парни, подростки. И у них был нож.
— Воду! — приказал первый, угрожая ножом.
— Получай! — заорала женщина, размахнувшись баком. Прежде чем тот успел увернуться, она ударила его баком по голове и повалила на землю, при этом нож выпал. — Ты тоже хочешь? — закричала она, наступая на второго. Тот был безоружен.
— Нет, я не хочу ничего такого… — запричитал он, пытаясь поднять упавшего.
Женщина шагнула к нему, и он отскочил. Она нагнулась за ножом. Парень схватил своего напарника и потащил за угол. Все произошло так быстро, что Ширли не успела опомниться. Она стояла, прислонившись к стене и дрожа от страха.
— Получили по заслугам! — захохотала женщина, разглядывая старый погнутый нож. — Я им воспользуюсь лучше, чем они. Ведь они просто мальчишки, дети.
Она была возбуждена и обрадована. За все время она ни разу не выпустила руку ребенка; тот захныкал громче.
Больше ничего не произошло, и женщина проводила Ширли до ее двери.
— Большое вам спасибо, — сказала Ширли. — Не знаю, что бы я делала…
— Не стоит, — проворчала женщина. — Нож-то вот он.
И она побрела дальше, таща одной рукой тяжелый бак, а другой — ребенка. Ширли вошла в дом.
— Где ты была? — спросил Энди, когда она открыла дверь. — Я уж начал беспокоиться.
В комнате было тепло и пахло рыбой. Энди и Сол сидели за столом со стаканами в руках.
— Ходила за водой, очередь на целый квартал. Мне дали только шесть литров — норма опять снижена.
Она заметила, что он невесел, и решила не рассказывать про инцидент на обратном пути. А то он будет переживать, а она не хотела испортить ужин.
— Просто чудесно, — саркастически произнес Энди. — Норма и так мизерная, так ее делают еще меньше. Ширли, вылезай скорей из мокрой одежды, а Сол сделает тебе «Гибсон». Поспел его самопальный вермут, а я принес водки.
— Пей, — сказал Сол, протягивая ей холодный стакан. — Я варю суп с этим «энер-Г», его только так и можно есть. Скоро должен быть готов. Это у нас будет на первое, а потом… — Он кивнул в сторону холодильника.
— Что? — спросил Энди. — Секрет?
— Никаких секретов, — сказала Ширли, открывая холодильник, — просто сюрприз. Я купила их сегодня на рынке, каждому по одному. — Она вынула тарелку с тремя крошечными соево-чечевичными гамбургерами. — Новый продукт, его даже показывали по телевизору. С ароматом копченого мяса.
— Наверняка стоят целое состояние, — сказал Энди. — До конца месяца есть мы не будем.
— Они не так дороги, как может показаться. Я потратила на них мои собственные деньги, а не из бюджета.
— Какая разница, деньги есть деньги. Мы, вероятно, могли бы прожить целую неделю на то, во что обошлись эти штуки.
— Суп готов, — сказал Сол, ставя на стол тарелки.
У Ширли в горле встал ком от обиды. Она села и уставилась в тарелку, стараясь не разреветься.
— Извини, — сказал Энди. — Но ты же знаешь, как растут цены. Нужно быть поэкономнее. Подоходный налог снова увеличился, теперь восемьдесят процентов, из-за возросших отчислений на социальную помощь. Так что зимой придется туго. Не думай, что я не ценю…
— Если ценишь, то почему не заткнешься и не начнешь есть свой суп? — спросил Сол.
— Кончай, Сол, — сказал Энди.
— Я кончу, если ты прекратишь ругаться в моей комнате. А теперь давай, нечего портить такой превосходный ужин.
Энди хотел ответить, но передумал и взял Ширли за руку.
— Ужин замечательный, — сказал он. — Давайте им наслаждаться.
— Не такой уж замечательный, — сказал Сол, принюхиваясь к супу и морща нос. — Подожди, дай сначала я попробую… М-да. Но гамбургеры должны забить этот вкус.
Наступило молчание: они начали есть суп. Через некоторое время Сол завел одну из своих армейских историй про Новый Орлеан и, как всегда, рассмешил их. Напряжение исчезло.
Сол разлил остатки «Гибсона», а Ширли подала на стол гамбургеры.