Усталость и алкоголь сморили его. Он проглотил то, что оставалось на донышке, и махнул рукой в сторону двери. Прежде чем открыть ее, Ли обернулся:
— Ты ничего мне не говорил, верно?
— Верно. И никогда не видел этих проклятых кассет. Доброй ночи.
Ян знал, что миновало целых три часа; но казалось — и секунды не прошло с тех пор, как голова коснулась подушки, — и вот уже свет и звонок выдирают его из сна. Он с трудом протер слипшиеся веки, ощущая мерзкий вкус во рту. А день будет очень длинный. Пока заваривался чай, он вытряхнул из пузырька две тонизирующие таблетки, посмотрел на них — и добавил еще одну. Очень длинный будет день.
Ян допивал чай, когда в дверь громко постучали. Не успел он встать, как дверь распахнулась. Один из Тэкенгов — Ян забыл, как его зовут, — просунул голову внутрь:
— Все зерно загрузили. Кроме этого вагона. Как ты велел.
Лицо его было грязным, потным, и выглядел он уставшим не меньше Яна.
— Хорошо. Дайте мне десять минут. Можете начинать резать крышу.
Нелегальные записи Ли заперты и опечатаны вместе с инструментом; одежда и личные вещи, которые могут понадобиться в дороге, лежат в сумке… Ян помыл посуду и стал убирать ее в шкаф — на потолке появилась красная светящаяся точка. Точка превратилась в линию и начала описывать окружность по металлу потолка. Ян вытолкнул в дверь кровать, стол и стулья; а круг тем временем замкнулся, и металлический диск со звоном упал вниз, пробив пластиковый пол. Ян перекинул сумку через плечо и вышел, заперев за собой дверь.
Его вагон-мастерская был последним. Казалось, что все работают разом. От ближайшего хранилища вверх по стенке вагона змеился толстый шланг. Человек на крыше крикнул, махнул рукой — шланг зашевелился, наполнившись потоком зерна… В первый момент приемщик не смог его удержать, и Яна осыпало золотым дождем; потом тот налег на шланг всем телом, и зерно полилось в вагон через прорезанное отверстие. Ян снял с плеча огромное зерно, длиной со средний палец, сморщенное от обезвоживания в вакууме. Чудо-продовольствие, выведенное в лаборатории, насыщенное белками, углеводами и витаминами. Из него можно сделать питание для новорожденных, испечь хлеб для взрослых и сварить кашу для стариков, — и каждый получит все, что необходимо ему в его возрасте. Совершенное продовольствие. Для рабов. Ян сунул зерно в рот и стал медленно жевать. Что твердое — так и должно быть; но ведь никакого вкуса у этого зерна, мерзко.
Заскрипел металл — это угловые домкраты подняли вагон над бетонным фундаментом. Люди уже суетились в черной яме под ним и громко чертыхались, спотыкаясь в темноте, когда опускали и устанавливали колеса. Все происходило одновременно. Рабочие еще выбирались из ямы, когда подъехал задним ходом танк-буксировщик. Пока вагон прицепляли к танку, грузчики закончили свои дела на крыше, и подача зерна прекратилась. Все действия были настолько скоординированы, что люди наверху еще закрывали пластиком только что прорезанные люки — а вагон уже тронулся с места. Те прокатились немного с протестующим криком — и спрыгнули вниз. Вагон медленно затащили на рампу и остановили, включив тормоза. Слесари-механики полезли под вагон проверять шины, которые четыре года никто не осматривал.
Поезда составили, пока Ян спал. Это был его третий переезд, но впечатление оставалось таким же сильным, как в первый раз. Для коренных жителей Халвмерка это было делом обычным, но и они радовались перемене в своей монотонной жизни. Ян радовался еще больше; наверно, потому, что привык к новизне и разнообразию во время путешествий на Земле. Здесь великим облегчением была любая возможность избавиться от каждодневной рутины, любая перемена. Теперь же — когда так резко изменилась вся окружающая обстановка, к которой он успел привыкнуть, с тех пор как они прибыли сюда, — перемены были разительны. Несколько дней назад здесь был оживленный город, окруженный полями, уходившими за горизонт. Сейчас все поменялось. На улицах не осталось ни одной машины: все они были заперты в массивных зернохранилищах. Да и самих улиц не осталось. Надувные купола общественных зданий сняты и убраны. А остальные дома — передвижные — совершенно изменили свой облик! Они стояли теперь не на земле, а на мощных колесах, выстроившись в длинные ряды вместе с фермерскими домами, которые подкатили сюда же. Там, где раньше был город, остались только фундаменты, словно город снесло каким-то немыслимым шквалом.
На широкой центральной улице стояли две колонны поездов. Все дома, такие разные в бытность жилыми постройками или магазинами — с навесами и лестницами, с клумбами и палисадниками, — теперь оказались одной формы и одного размера. Теперь это были вагоны громадного поезда, сцепленные друг с другом и совершенно одинаковые. В каждом поезде двенадцать вагонов, перед каждым поездом локомотив-тягач.
Тягачи были совершенно потрясающие. Громадные. Яну до сих пор трудно было поверить, что электростанция таких размеров способна двигаться. За исключением того времени, когда их использовали на Дороге, машины на самом деле работали в качестве электростанций. Поднятые домкратами в стационарное положение, они вырабатывали с помощью атомных реакторов всю электроэнергию, необходимую городу и фермам, — и терпеливо ждали обратного превращения в локомотивы.
Громадные. Вдесятеро больше любого грузовика, виданного Яном на Земле. Проходя мимо, он хлопнул ладонью по шине тягача. Жесткая, твердая шина; колесо такое высокое, что он не смог бы дотянуться до верха. Крепежные гайки размером с большую тарелку. Два рулевых колеса спереди, четыре ведущих сзади. Позади передних колес лесенка в водительский отсек. Пятнадцать ступенек вверх, вдоль сверкающей позолоченной поверхности прочно проклепанного металла. Спереди батарея прожекторов, ярких настолько, что могли мгновенно ослепить человека, будь он настолько глуп, чтобы на них смотреть. В вышине поблескивало стекло водительского отсека. А на самом верху — снизу не видно — рядами расположены ребристые трубы охлаждения атомного реактора, мощности которого достаточно, чтобы осветить небольшой город. Ян не смог удержаться и, проходя мимо, погладил отшлифованный металл. Вести такую машину — это непросто.
Его ждал Иван Семенов.
— Поведешь головной тягач?
— Это твоя работа, Иван. Самое ответственное дело. В этом кресле должен сидеть начальник поездов.
Улыбка у Ивана вышла слегка кисловатой.
— Как бы мы друг друга ни называли, Ян, по-моему, оба мы знаем, кто начальник поездов в нынешнем переходе. Об этом все говорят. Теперь, когда дело сделано, люди считают, что ты был прав. И все знают, кто здесь руководит на самом деле. У Хайна друзей немного. Он лежит в постели, почесывает свой гипс и ни с кем не хочет разговаривать. Народ ходит мимо его вагона и смеется.
— Мне очень жаль, что пришлось его покалечить. Но я и сейчас уверен, что другого выхода не было.
— Может, ты и прав. Но, во всяком случае, все знают, кто теперь руководит. Так что бери головной тягач.
Он развернулся и пошел прочь; Ян ничего не успел ответить.
Головной тягач!.. Взять на себя такую ответственность Ян был готов. Но, кроме ответственности, он чувствовал и радостное возбуждение. Ему предстояло не только самому повести одно из этих чудовищ — но и пойти впереди всех!.. Ян невольно улыбался, все быстрее и быстрее шагая к голове состава. К головному тягачу.