– Молодой человек! – в тот же час послышался запоздалый дребезжащий голосок утратившей бдительность старушки. – Вход воспрещен! Читать умеешь?
– Что за этой дверью? – уже нагло спросил он, перегнувшись через перила.
– Как что? Мастерские, склад. А ну спускайся! Ты же с туристами был?
Сколот спустился и сделал последнюю попытку пробиться сквозь заслоны:
– Я не с туристами, я сам по себе. Там, за дверью, живет Стратиг. Я был у него дважды. Поднимался по этой лестнице, открывал ту дверь – всё помню!.. Я лишенец, и вы меня знаете. Это я выпустил из запасников Белую Ящерицу! Помните? Ту, что сидела в подвале флигеля. Расплавил решетку и выпустил!
– Мы ящериц в запасниках не держим, – ответила ему сиделка. – Там всякие старые вещи.
– Я понимаю тебя, Дара. – Он терял терпение. – Но наказание не может быть бесконечным! Помоги мне встретиться со Стратигом. Ну или хотя бы передай просьбу! Я хотел узнать, жив ли мой отец, Мамонт. Мне больше ничего не надо.
Смотрительница пугливо от него отпрянула:
– Иди отсюда, парень, по-хорошему…
– А вот никуда не пойду! – Он сел на ступеньку. – Буду сидеть, пока не пустишь!
Старушка достала из кармана фартучка колокольчик и позвенела у себя над ухом. Словно по тревоге, прибежала экскурсоводша, чопорная молодая особа в строгом костюмчике, в больших очках школьной отличницы и с гладенькой, прилизанной прической.
– Вот, Марина Сергеевна, – доложила бабуля, – про отца пришел узнать. Странный какой-то – говорит, как бредит. То про ящериц толкует, то про мамонта… Теперь сел и сидит! Ну что мне, за метлой идти?
– Я научный руководитель музея, – представилась девица нудным суконным голосом. – Вы что хотели?
Это тоже была Дара и исполняла здесь свой урок – посторонних людей Стратиг возле себя не держал. Кроме того, Сколот только что выслушал из ее уст экскурсионную сагу о забытых вещах и по отдельным отступлениям, репликам в том убедился. А после зала зеркал, где экскурсоводша поднялась на высокий поэтический уровень и ненароком поведала туристам тайну о том, что все старинные серебряные либо стеклянные с посеребрением зеркала и некоторые отражающие поверхности имеют такую же память, как, например, цифровые носители, и способны столетиями хранить информацию, Сколот уже более не сомневался, кто перед ним.
– Я сын Мамонта, – сбивчиво заговорил он, – Русинова Александра Алексеевича. Меня зовут Алексей… Вернее, звали. Одиннадцать лет я пробыл в истоке реки Ура, вкушал соль… Когда вернулся, Стратиг лишил меня пути. Я отпустил на волю Белую Ящерицу… Но он не за это… Короче, долго рассказывать, за что. А Валга надела на меня смирительную рубашку! И я обрастаю шерстью. Скоро сам стану как мамонт. Хочешь, покажу? – И распустил «молнию» на куртке.
– Нет, не хочу! – испугалась экскурсоводша. – Не люблю волосатых! Вы что хотите, молодой человек?
– В общем, я получил весть, будто моего отца убили. Задушили струной где-то в Швейцарии. Или, сказали, покончил с собой. Зазноба сказала. Но это ее прозвище! На самом деле она Дара Инга. Может, знаешь?
– Не знаю я вашей зазнобы!
– Я не верю! Мамонт не мог погибнуть! Валькирия держит над ним обережный круг.
Экскурсоводша поморщилась, тряхнула гладко зачесанной головкой:
– Что вы такое говорите? Ничего не понимаю… – И беспомощно взглянула на смотрительницу.
– До́лжно, у него горячка, – определила та. – Вон глаза красные, а губы белесые…
– Никакая не горячка! – страстно произнес Сколот и облизнул обветренные, потрескавшиеся губы. – Я вырвался с Мауры. Пристроился к клину журавлей и с ними вылетел. Потом долго блуждал…
– Валькирия – это же из скандинавского эпоса, – умненько заметила научная сотрудница, верно желая его утешить.
– Валькирия – Белая Ящерица! Она ждала суда. И наверное, ее лишили косм и памяти… Но я сейчас хотел узнать о судьбе отца!
– Не понимаю, при чем здесь ваш отец?
– Он избран Валькирией!
– Куда… избран?
Все ночи в Великом Новгороде Сколот спал урывками, на вокзале, на берегу Волхова или в музейном парке, после полуночи перепрыгивая через забор, поэтому усталость накопилась, мысли путались и неотвратимо близилось затмение разума. Однако последний вопрос Дары ему показался не тупым, а откровенно издевательским, ибо он по хитрым ее глазкам видел – всё понимает!
– Ладно, хорошо, – удержался он от резкостей. – Стратиг отнял у меня пояс сколота, и я теперь не могу устоять перед земными страстями. Мне трудно жить в мире. Я лишенец, но я не изгой! Даже будучи юродивым, я все равно останусь гоем. И Стратиг обязан с этим считаться! Почему он избегает меня?
Экскурсоводша пожала узенькими плечиками:
– Спросите у него сами.
– Открой дверь наверху! И я спрошу!
– А что, у нас там кто-то есть? – чего-то опять испугалась она и покосилась на верхнюю лестничную площадку.
– Там гостиная, а дальше зал с камином! – торопливо подсказал Сколот. – Зал, где обитает Стратиг. Старые Дары еще называют его «государь». Что ты скрываешь? Я первый раз приходил сюда в шестнадцать лет. И мне здесь вручили пояс сколота! Его дают юношам, чтобы не искушались земными страстями и посвящали себя науке. Как монахи молитвам. Ты еще тогда в куклы играла, когда я надел пояс!
– Я в куклы не играла! – почему-то обиделась экскурсоводша. – Кто у нас живет в мезонине?
Этот строгий административный вопрос был адресован сиделке.
– Марина Сергеевна, людей наверху нету, – напряглась та, косясь на Сколота. – Там старые вещи сложены, которые на выставку не попали. Ну и реставраторы работали…
Сколот кое-как вымучил улыбку:
– Не надо меня обманывать, Дара. У тебя это плохо получается…
– Откройте ему и покажите, – вдруг сердобольно посоветовала старушка. – Ведь не отстанет, Марина Сергеевна. Который раз уж приходит, я его запомнила. Может, успокоится? Может, правда парень отца потерял… Пустите его, ключи-то у вас.
– А если что-нибудь стащит? Или присмотрится, а потом залезет?
Слова ее показались обидными, оскорбительными, но пришлось вытерпеть. Смотрительница профессионально обыскала его взглядом:
– Этот не стащит…
Экскурсоводша порылась в сумочке, вынула ключи и пошла вверх по ступеням. Сколот последовал за ней, но и старушка не отстала – повели, как под конвоем. Замок был тоже старинный, с меднолитой накладкой в вензелях, хотя открылся легко. Сразу за дверью и впрямь оказалась просторная гостиная, однако сплошь заставленная столярными верстаками, заляпанными краской, столами. На стенах – полки с инструментом, книгами, и все покрыто толстенным слоем пыли.
От былой торжественности не осталось и следа…