- Доця моя, - Сашик прыгнул к ведущей, - не надо так официально. Ты сейчас сидишь в туалете.
«М-1» прыснула. Ей было лет двадцать. Она не застала эру «Любви» Виктюка.
- Пойми, ты не просто называешь имя - ты делаешь Светлану Карупко лучшей. Первой! Твои слова перерождают ее. Помнишь у Леси? «Ти душу дав меш…»
Шестнадцать лет вернулись, окутав мой мозг грязной ватой.
Мало что в мире вызывало у меня такое трудновыносимое чувство безысходности, как мысль:
«Сашик мог стать хорошим актером. Почти гениальным…»
* * *
Он должен был стать им. В фатальном - укравшем Костю - студенческом спектакле они с Олей играли Мавку и Лукаша. Что-то магическое было в той постановке, что-то заставляющее до боли, до спазмов счастья прочувствовать смысл лесьукраинковской фразы «Ти душу дав менi, як гострий нiж дае вербовiй тихiй гiлцi голос…»
Когда Олина Мавка умирала, казалось, бессмертие можно вдохнуть вместе с воздухом в зале. Когда Сашин Лукаш умирал, казалось, Любовь навеки покинула мир.
Со студенческой сцены обоих пригласили в постановку «Лесной песни» в театре Франко. Двух студентов сразу на главные роли - редчайшая вещь. На моем веку такое случилось однажды.
Так что спектакль и впрямь, видно, был роковым. Возжелав приобщить Костю к чародейному театральному действу, я расплатилась за любовь к театру - Костей. А Сашик расплатился за Костю - театром.
Янис не попал во Франка. И Сашик ушел оттуда с двух главных ролей и поехал за Костей в Питер, как жена декабриста. В Петербурге Сашик тоже пристроился в театр и снова уволился, когда Костя решил вернуться.
Не помню, сколько раз он увольнялся потом. Я помню причины. Их было всего две - обе знакомые. Одни театры, по мнению Кости, были (и таки были) непрофессиональным говном, иные, напротив, - слишком профессиональными, чтоб прощать Саше срыв репертуара. Он вечно удирал вести выездные концерты, вечеринки в ночных клубах - Костя почти не зарабатывал денег. А театр не давал их - их приносил конферанс, рекламные ролики или что-то вроде этого.
- Первое место в конкурсе по привлечению новых членов…
- Нет, доця, нет. Смотри на меня. - Сашик взял микрофон, намереваясь продемонстрировать Марлене азы системы Станиславского.
Я села в зал, чтоб не мешать ему. Я б и не смогла помешать ему, даже если б легла на авансцене в изысканной позе. За тысячу лет мы все так притерлись, что воспринимали друг друга как нечто неотъемлемое - как кошку или фикус в углу.
Из зала Сашик выгладил плохо. Он слишком театральничал - слишком хлопотал мордой, плечами, руками. «Ты страшно хлопочешь мордой», - объяснила черноволосая девушка после моей неудачной попытки поступить на актерский. Потом эта девушка стала нашей Олей - однокурсницей Сашика, он приобщил ее к нам.
В то время Сашик ничем не хлопотал. Даже летом после второго курса, когда выискивать в нем сто отличий от меня в худшую сторону стало моей сверхзадачей - я признавала, он хорош, как картинка, и страшно талантлив, будь он проклят! Если бы он не был таким талантливым, таким почти гениальным, Костя не влюбился б в него. Он ни за что не влюбился б в него, если б встретил Сашу в буфете или коридоре…
Сколько любовей начались с чьей-то хорошей игры! Что говорить о зрителях - я знала десятки актеров, годами не обращавших друг на друга внимания и вдруг ощутивших приступ безумной любви лишь потому, что один сыграл почти гениально, а второй сидел в зале.
Театр - узаконенная ложь. И этим страшно похож на любовь - узаконенную ложь мирового масштаба. В комплекте - это гремучая смесь. Особенно, когда ложь почти гениальна. И если бы Игнатий Сирень не пинал нас с первого курса, заставляя отделять иллюзии театра от правды, способ от результата и воспринимать паяцев с долей прохладцы - как часть синтетического искусства, такую же, как декорации, музыка… Если бы, сидя на репетициях, я не видела, как обычные люди превращаются в принцев, кто дает им душу… Я б только и делала, что влюблялась в актеров! Я б и сама влюбилась в Сашика.
Он был завораживающе хорошеньким мальчиком. Словно сотканный из света и тени колдовского леса - тонкий, с тонкими чертами лица, тонкими запястьями. Настоящий блондин, со свойственным всем натуральным блондинам очень белой кожей и прозрачными глазами. Он был из тех мальчиков, которые всегда портятся с возрастом.
Их черты неспособны возмужать, а потому сразу стареют. На голубых это заметно особенно. Они проскакивают фазу мужественности, становясь детьми-старичками. Не все… Костя не был похож на голубого. Ни тогда, ни тем паче теперь - за четырнадцать лет он по-мужски раздался в плечах, обзавелся бородой, близорукостью и очками в золоченой оправе. Он был из тех голубых, кто ненавидит голубизну до кровоотмщения и почти так же сильно - чрезмерные театральные ужимки.
Я вдруг подумала, что если б на моем месте сидел Костя, он бы уже встал и пошел к двери. Он сказал бы: «Ты манерничаешь, как педовка» - сказал на весь зал. Сашик догнал бы его, извинялся и не знал, что делать со своими руками. Это были его руки, его жесты. Странно, но Косте не нравилось в Саше едва ли не все. Они постоянно ссорились из-за чего-то такого. Они только тем и занимались, что ссорились. Всегда «навсегда» - с криками, слезами, ультиматумами, порчей имущества.
Летом после второго курса это бодрило меня. Я считала Сашика только ошибкой - пусть фатальной, но ошибкой. Ошибкой Кости. Он должен был быть не с ним, а со мной. Я думала, что, кабы не Саша, наш спорный роман мог тянуться еще долго и сладко… Быть может, всю жизнь. Если честно, я ненавидела Сашика.
Как и он меня.
* * *
- Я так рад, что ты приехала! - подскочив, Сашик ткнулся губами в мои губы, раздвинул их языком. Наши приветствия смахивали на неоконченный половой акт - в процессе поцелуя Сашик ставил меня на мостик, лез под блузку, под юбку.
Когда-то эта игра, как и наше танго-стриптиз, помогала нам принять друг друга. Всерьез помогала. Я могла перечислить десяток актерских пар, поженившихся лишь потому, что им довелось гениально сыграть любовь на сцене. В процессе игры они вживались в роль так, что шли в ЗАГС.
Мы с Сашиком не были неприятны друг другу физически. В каком-то смысле мы стали ближе, чем родственники, - ближе, чем с Костей.
- Нет, здорово, что ты приехала. - Сашик отлип от меня. Роль сменилась - стала трагической. - Мы с Костей поссорились!
- Прости, это я виновата, - покаялась я.
Я сосватала Сашика в программу «Тайное - явно».
Он хватался за любую возможность явиться на экране, и, желая подсластить ему самомнение, я не подумала, что это явление вряд ли понравится Косте - Саша, на полном серьезе рассказывающий, как его такса общается с привиденьем соседа, умершего в прошлом году. В отличие от нас с Сашиком, Костя не верил в привидения, паранормальные способности такс и насущную потребность артистов звездить хоть как-то.