— Что?
— Многолетняя дружба не может так трагически оборваться.
— Оборваться? С какой стати?
— Ну, ты захочешь выцарапать глазки Патрику, Патрик — тебе, дальше — больше, и вот уже мировая война маячит на горизонте, а значит, и мобилизация…
— Патрик? А при чем здесь… Постой. Ты — и Патрик? Ты — и эта ржавая швабра?!!
— Вот. Уже началось.
— Бум. Упала. Ты меня убил. Не верю. Голосам своим не верю! Это просто праздник какой-то! — И Маринка захохотала. И тут же замолчала резко. — Кость… ты слышал?
— Что?
— Тот же звук…
— Ничего не слышал.
— Тогда молчи. Не дыши.
Я замолчал и перестал дышать, но это не помогло: все-таки Артур влепил мне в ухо четко: когда вокруг наставала тишина, то слышно было, как там внутри все еще что-то звенело, щелкало и переливалось.
— Дай зажигалку… — прошептала Маринка откуда-то снизу.
Я дал ей зажигалку и свечку, которую предусмотрительно сунул в карман.
Она щелкнула несколько раз — огонек сразу падал набок и гас. Я помог ей оградить свечку от сквозняка, но стоило убрать руки, и все.
— Сфотографируй! — скомандовала Маринка.
— Что?
— Меня. Наводи на мой голос. Давай!
Я попробовал. Аппарат попытался сообразить, что от него хотят, пошарил красными лучиками дальномера перед собой, решил, что там ничего нет, написал, что фокус установить невозможно, поэтому он будет снимать бесконечность. И выдал вспышку.
На экранчике появилась размытая Маринка пластом на полу.
— Есть! — сказала она. — Щель, кулак пройдет. И… и… и это что? Рычаг?
— Только не трогай!
— Нуда!
Я снова нажал кнопку. Секунда — вспышка выхватила из темноты согнутую дугой Маринку, которая что-то выдергивала из пола. Внучка за жучку…
Изображение опять было размытым.
— Постой, — сообразил я. Выставил фиксированную диафрагму, выдержку, отключил автофокус, приблизительно навелся по расстоянию (поскольку на ощупь), включил принудительную вспышку. — Повторили!
Теперь снимок определенно получился — и пока я им любовался, земля под ногами вдруг задрожала…
И диабазовая стена медленно поползла вверх. Я вдруг представил, что сейчас из-под нее хлынет вода, вертит нас — и капец всем древним рисункам. Но вместо того обратным током воздуха в туннель внесло облако вонючей пыли. Маринка закашлялась…
Я снова попробовал зажечь свечу. Сквозняк вдруг прекратился — возможно, механизм, поднявший дверь, одновременно перекрыл какой-то воздухоотток. Но висящая в воздухе тонкая пыль как бы светилась сама — и не давала рассмотреть ничего по ту сторону открывшихся ворот. Маринка сунулась, но я ее поймал за холку. — Ни шагу. Слушай внимательно. Ты остаешься здесь, у рычага, ясно? Я пойду туда. Если эта штука опустится, ты ее снова поднимешь. А если не сможешь поднять — то выбирайся наверх и жди наших или спасателей. Они наверняка вот-вот появятся…
(Я как в лужу глядел!..)
Она подергалась, но согласилась, что так будет разумней. Честно так согласилась. Но все равно: было бы чем — я бы ее к рычагу приковал.
Держа свечу на вытянутой в сторону руке (чтобы свет не попадал в глаза), я медленно перешагнул выбитую в полу канавку. Похоже, что подвижная стена, когда опускается, — опускается всем весом. И возможно, со всей скоростью свободного падения.
Пол по эту сторону был бугристый, кажется, выложенный дикими окатышами. За пылью я пока еще ничего не видел. Глаза постепенно привыкали. Я повернулся. Маринка светлым пятном с темными глазами стояла там, где я ее оставил, полуподняв одну руку.
— Полет нормальный, — сказал я; получилось сипловато. Она махнула.
Я стал осматриваться. Помещение, по первому впечатлению, было круглым или овальным. Стены плавно загибались и, думаю, смыкались где-то в темноте. Не отходя далеко от стены, я двинулся вперед, нашаривая ногами пол. Он поднимался, но не ступенями, а как бы волнами.
Наконец глаза мои настолько адаптировались (а может быть, осела пыль), что я смог не то чтобы увидеть, но угадать в центре этого действительно круглого зала что-то еще более темное…
— Костя, — позвала Маринка. — Что там?
— Что-то вижу… сейчас подойду.
— Сфотографируй это.
— Опять ослепнем.
— Ну, пожалуйста!
Пожалуйста… А может, она и права? Я поставил свечу на пол, вытащил фотик, направил его в сторону темной… фигуры? Кажется, я уже понимал, что это фигура. Кто-то сидит… на троне? Ну ни фига себе!
Не меняя настроек, я нажал кнопку.
В три четверти оборота ко мне на возвышении сидел кто-то в доспехах, шлеме и со щитом. Статуя, неуверенно подумал я.
Если вы пользовались вспышкой в полной темноте, то знаете, наверное, этот эффект: вы на сотую долю секунды увидели картинку, потом две-три секунды темноты — и картинка снова возникает перед вашими глазами, даже более прорисованная в деталях, чем вы успели заметить в первый миг, и держится достаточно долго для того, чтобы успеть рассмотреть ее. Что-то связанное с распадом родопсина, мне объясняли, я плохо запомнил.
Так вот: через пару секунд изображение вернулось. И не статуя это была — потому что под шлемом (видна каждая клепочка, золотой обод, граненая пика на маковке, широкий окольчуженный кожаный ремень с пряжкой на щеке) — под шлемом был обтянутый тонкой коричневой кожей череп с дырами вместо глаз!
Маринка, по-моему, заорала. Я просто подпрыгнул. Я думаю, многие за такую находку не глядя отдали бы квартиру, машину, жену… Мумия воина, да явно не простого, в полном боевом облачении! И эта неимоверная гробница с рисунками каменного века… Ничего не понимаю, да и не надо пока.
Я чуть приблизился и сделал шаг вбок, чтобы снять в другом ракурсе, а потом сообразил, что надо бы и записать, где мы и что мы видим. Диктофончик в фотоаппарате есть, но настраивать мне его сейчас не хотелось, поэтому я просто вынул из кармана свой старый и заговорил:
— Находимся в круглом подземном помещении, куда попали, пройдя около ста пятидесяти метров по туннелю. Вход в туннель был замаскирован заброшенной избой. В центре помещения на возвышении примерно полметра стоит деревянный трон, на котором в сидячем положении находится мумия воина в шлеме, доспехах и со щитом. Продолжаю делать снимки…
Повесил его на шнурок на шею, не выключая, и щелкнул еще раз. Мне вдруг показалось, что голова мумии чуть повернулась в мою сторону. То есть я и так был почти напротив него… в общем, померещилось.