Мы еще не поравнялись с ресторанчиком, а я вдруг почувствовал прилив тревоги.
— Стоп, — сказал я, и все остановились мгновенно.
Какой-то нехороший скрип — вот что привлекло мое внимание. Я ждал, когда он возобновится. Ага. Это вывеска. Только теперь это были не кот и пес. Это был огромный щучий череп из моего давнего сна…
Под ногами светилась трава, а где не было травы, переливались подземным светом прозрачные камни. Я что-то мучительно искал…
Потом мне приснилось кантеле Вяйнямейнена, сделанное им из черепа гигантской щуки, от звуков которого все люди кругом падали на светящуюся землю и засыпали. Только я один мог сопротивляться этому чудовищному зову сна. Слепой череп щуки размером с танк висел невысоко над землей, поворачиваясь из стороны в сторону, ловя меня раструбом открытого зубастого рта. Я достал гранату, но она песком рассыпалась в руке. Никакое оружие я не мог удержать…
Я сорвал с ремня гранату — свето — шумовую, но других не было — и метнул ее на веранду ресторанчика, за деревянную загородку.
— Глаза закрыли!
Долбануло страшно. Когда попадаешь под СШГ в помещении, вообще на минуту-другую перестаешь понимать что-либо, я уж не говорю о слышать и видеть. Но и здесь так вмазало по перепонкам, что голова загудела, как большой барабан похоронного оркестра. Что-то черное и бесформенное подлетело там, на веранде, и даже сквозь звон в голове донесся вой. Я припал на колено и дал несколько очередей сквозь загородку. Полетели щепки. Там что-то металось — загородку трясло от ударов. Я поменял магазин и, держа автомат плашмя, чтобы ствол не задирало, а вело вбок, — дал длинную очередь вдоль всей загородки и тут же снова поменял магазин. Там все затихло, потом донесся затихающий вой, и тонкая шерстистая лапа с двумя кривыми когтями на конце приподнялась над загородкой и упала, когтями зацепившись за перила…
И тогда я метнул еще одну СШГ — уже не на веранду, а через открытую дверь в само помещение.
Звук на этот раз был сносный, а вспышка — ну, вспышка. Не прямо в глаза, а отраженная от стен и внутренней обстановки. Я уже упоминал про такой эффект: если вы видите в течение доли секунды что-то слишком яркое, то можно закрыть глаза, и через две-три секунды изображение как бы проявится снова, более детальное, более понятное.
Так вот, я увидел то, что находилось внутри, именно — разглядел в деталях; но при этом далеко не сразу понял, что именно это было.
Собственно, там были два человека — первые люди, увиденные мною в Городе. Оба висели под потолком вверх ногами, уронив руки. Один побольше, другой поменьше. У того, который побольше, не было головы.
Надеюсь, никто, кроме меня, этого не видел.
— Медленно уходим, — сказал я. — Внимание по сторонам. Артур, держишь крыши.
И шагнул вперед, не посмотрев под ноги.
Я почувствовал прикосновение, и меня тут же пробило ужасом, как разрядом высокого напряжения, — растяжка! И я не почувствовал ее! Нет, почувствовал, но за всем случившимся только что — просто не расслышал этого предчувствия…
Взгляд вниз. Тонкая леска, отблескивающая на солнце. Чуть дальше — еще одна. И еще… пять, десять?
Это были не растяжки. Это была паутина. Сторожевые нити.
Оказывается, боковым зрением я уже давно фиксировал переулок, выходящий как раз на ресторанчик — ровно через дорогу. Там еще стоял столб с почтовым ящиком и каким-то указателем… Переулок был засажен сиренью или черемухой, не помню, и сейчас все эти кусты заволакивала густая паутина, похожая на тонкий светлый войлок со стразами.
Черт, я совсем утратил навыки…
Не теряя ни секунды (хотя уже понятно было, что секунды потеряны, много секунд), я бросил в переулок третью и предпоследнюю свою гранату, и следом туда же полетела граната Джора. Две почти одновременные ослепительные вспышки сорвали занавес… да нет, эта войлочная кисея вспыхнула невидимым пламенем и почти сразу сгорела, так мы баловались в школе на химии, делая нитро вату: подносишь к клоку ваты спичку, и он исчезает мгновенно и беззвучно…
Занавес исчез, и на нас бросилась таившаяся позади него банда. Заросшие щетиной и шерстью пауки размером с большую собаку, они двигались быстро, но, слава богу, безалаберно — наверное, их все-таки ослепило и контузило. Я стрелял в мостовую перед ними, и рикошетящие пули просто разрывали их в клочья. Рядом со мной стояла Патрик, широко расставив ноги, и точно так же экономными очередями выносила их одного за другим — каждый раз самого близкого в ее секторе.
Еще одна граната перелетела через наши головы и разорвалась в самой гуще пауков. Потом я услышал еще один взрыв и длинную очередь: это Джор засек что-то сзади. Я на миг оглянулся — да, что-то или кто-то размером с лошадь ломко валилось посреди улицы, рассматривать было некогда. И тут же защелкали негромкие на фоне автоматных выстрелы из пистолета — кого-то наконец выцелил и Артур.
— Надо сматываться! — прокричал Джор.
— Вперед! — сказал я. — Медленно! Шагом!
Как бы связанные, теснясь, прижимаясь друг к другу локтями и спинами, мы потихоньку двинулись, топча и разрывая паутинные нити, крепкие и липкие, и так прошли метров десять…
Полулежа — полу повиснув на колесе, Вика скошенными глазами смотрела, как то ли по пологой лестнице, то ли просто по воздуху по пояс в темноте спускается Волков, держа в одной руке факел, а в другой — тот самый щит. На голове Волкова была шапка в виде волчьей морды с широко раскрытой пастью и прижатыми ушами, с плеч свисали волчьи лапы.
Невидимые медленные барабаны забрались ей глубоко в уши, мутя рассудок.
Не глядя на нее, Волков прошел мимо и остановился. Свет факела, струясь, исчезал перед ним, это было похоже на то, как дым втягивается в форточку. Только сейчас до Вики дошло, что помост и колесо находятся перед тем самым черным надтреснутым камнем, неподалеку от которого она заключала свой маленький договор с Волковым. Это камень втягивает свет…
И тут Волков запел.
Так мог петь хор. Такие звуки мог издавать орган. Никакому человеку — одному — не под силу было петь так. Вике показалось, что от этого пения тьма вздымается, вытягивается, образует два исполинских колышущихся крыла за спиной колдуна… и одновременно, подчиняясь голосу и ритму, сверху стал медленно опускаться мертвенно-белый столб света. Свет тек медленно, как смола, или густая сгущенка, то распадаясь на волокна, на жгуты, на струи, на завитки, то стягиваясь вновь в единый поток… На миг к Вике вдруг вернулось нормальное зрение, и она увидела, что там, наверху, почти в зените, стоит луна немыслимых размеров, в легкой дымке и чуть дрожащая, и поняла, что луна отражается в огромном вогнутом зеркале, — но тут же и зрение, и сознание ее были вновь поглощены, порабощены пением и медленными барабанами, все глубже забирающимися в череп…