— Этого-то я и опасался, — сказал профессор почти без огорчения. Как истинный ученый, он давно знал, что опыты чаще всего кончаются неудачей и не боялся выглядеть посрамленным даже в присутствии других. (В конце концов, сам великий Дарвин отправился однажды в огород и несколько часов продудел там на трубе, чтобы установить, действует ли звук на рост растений.)
— Вероятно, косатка услыхала, как работает электромотор, и поняла, что ее дурачат. Что ж, теперь у нас нет другого выбора. Придется использовать как приманку настоящих дельфинов.
— Обратитесь с призывом к добровольцами — шутливо посоветовал доктор Саха.
Однако шутка не была принята. Профессор Казан немного подумал, потом кивнул в знак согласия.
— Именно это я и сделаю, — сказал он.
— Островитяне считают, что профессор спятил, решительно и окончательно, — сказал Мик.
— Ты же знаешь, что это чепуха, — возразил Джонни, бросаясь на защиту своего героя, — Чем он теперь не угодил?
— Придумал регулировать питание Снежинки этой игрушкой с мозговыми волнами. Велел мне давать ей рыбу какой-нибудь одной породы, а доктор Саха не позволяет ей есть эту рыбу. Она уж и сама не хочет после того, как ее несколько раз тряхнуло. Доктор Саха называет это «кондиционированием». Сейчас в бассейне плавают четыре или пять больших щук, но она на них и не смотрит. А всякую другую рыбу жрет по-прежнему.
— Так с чего ты взял, что проф спятил?
— Ясно ведь, что он задумал. Если он может помешать Снежинке есть щук, то сможет помешать ей есть и дельфинов. Но что это даст? Косаток в море тьма-тьмущая, не может же он кондиционировать каждую!
— Ну, что бы ни делал проф, — упрямо сказал Джонни, — на то, значит, есть веские причины. Поживешь — увидишь.
— А все-таки я бы хотел, чтоб они оставили Снежинку в покое. Боюсь, что у нее испортится характер.
Джонни удивился — странно, что так можно говорить о косатке.
— Подумаешь, важность какая! — сказал он.
Мик несколько смущенно усмехнулся и завозил ступней по земле.
— Обещаешь никому не говорить? — спросил он.
— Конечно.
— Ну, так вот, я не раз плавал с ней. Она куда занятнее твоих маленьких головастиков.
Джонни в изумлении уставился на Мика, он даже пропустил мимо ушей оскорбление в адрес Сузи и Спутника.
— И еще ты говорил, что спятил профессор! — воскликнул он, едва перевел дух. — А ты часом не треплешься, а? — подозрительно добавил он. К этому времени он научился уже распознавать шутки Мика, но на сей раз тот, видимо, говорил серьезно.
Мик пожал плечами:
— Не веришь-приходи к бассейну. Конечно, это может показаться безумием, но на самом деле никакой опасности нет. Все началось случайно: однажды, когда я кормил Снежинку, я неосторожно поскользнулся на бортике бассейна и плюхнулся в воду.
Джонни присвистнул.
— Бьюсь об заклад, ты решил, что тебе конец.
— Ясное дело, решил! Выплываю на поверхность — прямо передо мной пасть Снежинки. — Мик помолчал. — Знаешь, это ведь все врут, будто в такие мгновения вспоминается вся прежняя жизнь. Я ни о чем не мог думать, кроме как об этих зубах. Гадал, проглотит она меня целиком или, стерва, перекусит пополам.
— А дальше? — спросил Джонни, затаив дыхание.
— В общем, она не перекусила меня пополам. Только подтолкнула легонько носом, будто сказала: «Давай дружить». С тех пор мы и подружились. Если мы с ней не поплаваем хоть денек, она начинает нервничать. А я не всегда могу — если это заметят, скажут профу и тогда всему конец.
Мик засмеялся, уловив на лице Джонни тревогу и неодобрение.
— Так это же гораздо безопаснее, чем укрощение львов, а люди сколько времени их укрощают. Мне здорово нравится. Я, может, когда-нибудь доберусь до больших китов, вроде синих, тонн на сто пятьдесят.
— Что ж, они, по крайней мере, тебя не проглотят, — сказал Джонни. С тех пор как он попал на остров, он многое узнал о китах, — У них слишком узкие глотки, и они жрут креветок и всякую другую мелюзгу.
— Ладно, ладно! А что ты скажешь насчет кашалота, этакого Моби Дика? [2] Уж он-то может в один присест проглотить десятиметрового кальмара.
Мик горячился все больше, и Джонни вдруг понял, что им движет дух соперничества. Даже и теперь дельфины равнодушно сносили его присутствие и никогда не проявляли радости и симпатии, не то что при виде Джонни. В общем, хорошо, что Мик наконец обрел друга среди китообразных, но лучше бы этот друг был более миролюбивым.
Джонни так никогда и не — увидел Мика и Снежинку плавающими рядом: профессор Казан приступил к следующему опыту.
Много дней он провел, монтируя магнитофонные ленты и составл длинные фразы на дельфиньем языке; но и теперь у него не было уверенности в том, что он сумеет сказать дельфинам то, что намерен. Он надеялся, что там, где перевод не удался, быстрый ум дельфинов доскажет то, чего не хватает.
Часто он задумывался над тем, как они относятся к его речам, которые он складывал, словно мозаику, из слов, добытых из многих источников. Каждая фраза, переданная под водой, звучала, очевидно, так, как если бы дюжина или больше дельфинов поочередно произнесли несколько слов, каждый с присущим ему выговором. Слушателям все это должно показаться очень странным, потому что они вряд ли имеют представление о таких вещах, как магнитофонная запись и звукомонтаж. И если они вообще хоть что-нибудь понимают из производимого им шума, то это только доказывает, как они умны и терпеливы.
Когда «Летучая рыба» отчалила от пристани, профессор Казан заметно волновался, хотя обычно это не было ему свойственно.
— Знаете, как я себя чувствую? — сказал он доктору Кейту, стоявшему рядом с ним на баке. — Так, словно я пригласил в гости друзей, а потом напустил на них тигра-людоеда.
— Ну, ну, не так уж мрачно, — засмеялся Кейт. — Друзья честно предупреждены, а тигр находится под вашим контролем.
— Надеюсь, — сказал профессор.
Репродуктор на борту объявил: «Открываем ворота бассейна. Однако она что-то не спешит уходить».
Профессор Казан поднял к глазам бинокль и посмотрел назад, на остров.
— Не хотелось бы, чтобы Саха отдавал ей свои команды, пока это не понадобится, — сказал он. — А, вот и она.
Снежинка медленно плыла по каналу, соединявшему бассейн с морем. Когда канал кончился и Снежинка оказалась в открытых водах, она заметалась, завертелась, словно потеряв ориентировку; казалось, все ее удивляет. То была характерная реакция животного или человека, долгое время находившегося в заточении и выпущенного затем на волю.
— Вызовите ее, — сказал профессор. В воду передали сигнал «сюда!». Даже если на родном языке Снежинки это слово звучало иначе, оно было одним из тех слов, которые она понимала. Снежинка поплыла к «Летучей рыбе» и не отставала больше от судна. А «Летучая рыба» все удалялась от острова, держа курс в глубоководную часть моря за рифом.