— Ого, — прошептал Тэйт, они трахаются прямо на танцплощадке.
— Я вижу, — откликнулась я с излишней резкостью.
Дэйв саркастически усмехнулся.
— Хуан заплачет, когда узнает, чего лишился, оставшись в фургоне. Будь он здесь, он бы завизжал от восторга — обязательно — и снял бы штаны.
Его слова вызвали у меня смех, и я немного расслабилась:
— Ты попал в точку. Ладно, давайте веселиться, ребята, но держите свои причиндалы в карманах. Не забывайте: мы — на работе!
Следующие полчаса мы шлялись по залу, обследуя помещение. Пока, несмотря на отвратительные непристойности, на опасность ничто не указывало.
Вскоре я ощутила присутствие силы. Аура Кости была для меня настолько привычной, что других признаков мне не требовалось. Стараясь сохранять непринужденность, я выглянула из-за плеча Дэйва и едва не ахнула.
Кости был без рубашки, и во время танца его великолепные мускулы перекатывались под белоснежной кожей. Черт побери, когда это он успел вставить в соски металлические колечки? Должно быть, серебряные — лишь этот металл не рассыпается при контакте с телом вампира, его приходится выталкивать усилием воли. Но Кости не собирался этого делать. Блестящие серебряные кольца привлекали внимание к его рельефной груди. Я только через минуту обратила внимание на его штаны и, шокированная, замерла.
— Кэт, двигайся, — прошептал Дэйв.
Я постаралась вспомнить, где нахожусь, но продолжала пялиться поверх плеча Дэйва. Штаны Кости были сделаны из соединенных вместе металлических цепочек. При каждом движении между ними мелькали полоски белой кожи, и было ясно, что, кроме этого, на Кости ничего нет. Он поймал мой взгляд, усмехнулся, немедленно провел языком по верхней губе, показывая, что пирсинг распространяется не на одни соски.
Только я представила, как это украшение будет ощущаться во рту, сквозь толпу к нему пробилась брюнетка и остановилась, едва не задохнувшись от восхищения.
— Глазам не верю! Неужели это ты? Помнишь меня? Фресно, конец восьмидесятых. Конечно, я тогда была человеком. Я тебя едва узнала с этой темной шевелюрой. Раньше ты был блондином.
Взгляд Кости мог заморозить сталь, но она продолжала:
— Ты бывал здесь раньше? Я всевремя здесь тусуюсь и могу показать площадку для частных вечеринок.
При этих словах раздражение Кости мгновенно рассеялось, и он просиял:
— Присцилла? Конечно, я тебя помню! Частные вечеринки, говоришь? Покажи мне, где это.
Кости позволил ей утащить себя в сторону. Тэйт, едва скрывая отвращение, посмотрел им вслед.
— Тебе еще не надоело? То, что половина женщин хочет его съесть?
Я проигнорировала замечание и сосредоточилась на Кости и Присцилле. Он сказал, что наметил ее на ужин, если только закрытая площадка подходит для трапезы.
— Подходит, — заверила его Присцилла, забрасывая руки ему на плечи. — Не могу дождаться, когда мы с тобой трахнемся. Ты был так великолепен раньше, а теперь будет еще лучше.
Я скрипнула зубами, а Тэйт понимающе усмехнулся. Затем Присцилла прижалась губами к его рту. Я знала, что нужно отвернуться, но не могла. Не могла я и прыгнуть на танцплощадку и отколотить ее до потери сознания, хотя очень хотелось. Это было равносильно громкому объявлению о своих истинных намерениях. И я продолжала смотреть, как Кости ее целует, хотя ногти до крови впились в ладони. «Это все ненастоящее, как мои притворные романы с объектами во время работы», — напомнила я себе.
Ho больно было по-настоящему. Я удивлялась, как Кости терпит подобные ситуации с моей стороны, когда я целуюсь и обнимаюсь с другими. По крайней мере, он перехватил руку Присциллы, когда эта паршивка попыталась забраться ему в штаны.
— Еще немного, дорогая! Подожди, пока я поем, — промурлыкал Кости ей на ухо. — Ты ведь не хочешь, чтобы я тебя разочаровал, не так ли?
Кости подвел ее к нашей небольшой компаний:
— Это Уильям, — сказал он, кивая на Дэйва, все еще державшего мою руку. — Остальных можешь не запоминать, — добавил Кости, показывая на меня и Тэйта.
Пальцы Присциллы пробежались по его груди.
— А как зовут тебя? Ты никогда мне не говорил.
Он поднес ее руку к губам:
— Потом скажу.
Мои зубы снова скрипнули, но я промолчала.
— Пойдемте со мной, — сказала Присцилла. — Вон туда.
«Его прошлые связи наконец-то пригодились», — мрачно подумала я, когда мы подошли к двери, ведущей к внутренним помещениям. Самостоятельно, обнаружить этот проход, — непростая задача. Он был скрыт под неиспользуемой стойкой бара в дальнем углу зала. Чтобы попасть вниз, требовалось пройти за стойку и приподнять прилавок, закрывающий ступени. Лестница круто уходила вниз, а музыка и крики в зале, маскировали доносившийся из узкого коридорчика шум. Уже у подножия лестницы мы услышали глухие удары, становившиеся громче с каждым шагом.
— Добро пожаловать, — произнесла Присцилла, открывая дверь. — Это и есть настоящий «Маркус».
Представившаяся нашим взорам комната была невелика, зато до самого потолка наполнена различными приспособлениями. Со стен свисали кандалы и наручники с пятнами засохшей крови. Мы протиснулись мимо скамей неизвестного мне назначения, с целой системой ремней и зажимов, потемневших от неоднократного использования. Колесо? Я даже не хотела задумываться, для чего оно используется.
Услышанные издали удары, как оказалось, производил кнут, бьющий по паре людей, привязанных к металлическому шесту. Объекты порки были повернуты спинами к мучителю, и при каждом взмахе кнута бились лбами о шест. Судя по их виду, они вряд ли наслаждались этим процессом.
Мастер кнута прервал размеренное стаккато ударов и взглянул на нас. Судя по его ауре, это был вампир в возрасте около двух сотен лет.
— Кого ты мне привела, Присцилла?
Неподалеку на кушетке развалился еще один вампир. Он пил из шеи женщины, без сознания лежавшей у него на коленях.
— Гостей, Анри, — ответила Присцилла.
Он остановил на мне взгляд своих темных, как вишни, глаз.
— Я возьму ее. С удовольствием оставлю свои отметины на ее безупречной коже. — Затем он обратил внимание на Кости. — Твое лицо мне знакомо. Мы встречались?
Кости холодно улыбнулся:
— Мы не были представлены официально, но сталкивались в Лондоне, кажется, в тысяча восемьсот девяностом году, когда я разыскивал парня по имени Ренард. Вспоминаешь? Я забрал его голову, а тебе оставил все остальное.
Анри опустил кнут. По его глазам было видно — вспомнил и узнал. Потом он кинул злобный взгляд на Присциллу.