— А вам случалось получать сулему и купорос? — спросила Анжелика, у которой эти названия вызвали какое-то смутное воспоминание.
— Да, вот это-то и доказало мне всю несостоятельность алхимии, так как из сулемы я могу получить по желанию либо обычную ртуть, или, как ее иначе называют, живое серебро, либо ртуть желтую или красную, которые в свою очередь могут быть снова превращены в живое серебро. Первоначальный вес ртути не только не увеличится во время опытов, а даже скорее уменьшится, поскольку какая-то часть улетучится в виде паров. Я также знаю способ, как извлечь серебро из свинцовой руды и золото из некоторых пород, с виду пустых. Но если бы я на дверях своей лаборатории написал: «Ничто в природе не пропадает, ничто не создается из ничего», — то мою философию сочли бы весьма смелой и даже противоречащей «Книге бытия».
— Наверно, этот способ вроде того, каким вы ухитряетесь доставлять в Аржантьер испанские золотые слитки, купленные в Лондоне?
— Вы весьма проницательны, а вот Молин — слишком болтлив. Впрочем, неважно! Если он был с вами откровенен, значит, он уверен в вас. Правильно, испанские слитки можно переплавить в печах с пиритом или с галенитом, и тогда они становятся похожими на каменистый штейн черно-серого цвета, так что даже самые ревностные таможенники ничего не заподозрят. Вот этот так называемый штейн славные маленькие мулы вашего отца и перевозят из Англии в Пуату или из Испании в Тулузу, где он снова с моей помощью или с помощью моего саксонца Хауэра превращается в великолепное сверкающее золото.
— Но это же контрабанда, — довольно резко сказала Анжелика.
— Когда вы так говорите, вы совершенно очаровательны. Подобная контрабанда ничуть не наносит вреда ни королевству, ни лично его величеству, а мне дает богатство. Впрочем, в скором времени я верну в Лангедок Фрица Хауэра, чтобы он наладил добычу на новом золотом прииске. Я обнаружил золото в горах, неподалеку от деревушки Сальсинь, в окрестностях Нарбонна. И оно вместе с серебром из Пуату даст нам возможность отказаться от контрабанды, как вы это называете.
— Но почему же вы не попытались заинтересовать своими открытиями короля? Вероятно, во Франции есть и другие рудники, на которых можно было бы добывать золото, применяя ваш способ извлечения его из породы, и король был бы вам благодарен.
— Красавица моя, король от меня далеко, да и я не создан для того, чтобы быть ловким придворным. А ведь лишь люди подобного толка могут оказывать влияние на судьбы королевства. Кардинал Мазарини предан короне, этого я не отрицаю, но прежде всего он интриган, который плетет свои интриги во всех странах. Что же касается мессира Фуке, который обязан раздобывать деньги для кардинала Мазарини, то он, безусловно, гений в финансовых делах, но я думаю, что его совершенно не интересуют вопросы о том, как правильно использовать природные богатства, чтобы обогатить страну.
— Мессир Фуке! — воскликнула Анжелика. — Теперь я вспомнила, где слышала о римском купоросе и о сулеме. В замке дю Плесси!
Перед ее глазами всплыла вся сцена. Итальянец в монашеской сутане, обнаженная женщина в кружеве простынь, принц Конде и ларец из сандалового дерева, в котором поблескивал изумрудного цвета флакончик.
«Отец мой, вас прислал мессир Фуке?» — спросил принц Конде.
И Анжелика вдруг подумала, не остановила ли она тогда руку Судьбы, спрятав ларец?
— О чем вы задумались? — спросил граф де Пейрак.
— Об одном очень странном приключении, которое некогда произошло со мной.
И внезапно она, молчавшая столько лет, поведала ему историю с ларцом, которую во всех подробностях сохранила ее память.
— Принц Конде наверняка хотел отравить кардинала, а может, даже и короля и его младшего брата, — добавила Анжелика. — Но что так и осталось для меня загадкой — так это письма, скреплявшие какие-то обязательства, которые принц и другие сеньоры должны были вручить мессиру Фуке. Постойте-ка… я припомню текст. Кажется, так: «Обязуюсь поддерживать только мессира Фуке и отдать все свое имущество в его распоряжение…»
Граф де Пейрак слушал ее молча. Когда она кончила, он усмехнулся.
— Вот оно, блестящее общество! И подумать только, что в то время мессир Фуке был всего лишь скромным советником парламента! Но он проявил себя таким искусным финансистом, что смог подчинить себе эту знать. Сейчас он — ну и кардинал Мазарини, конечно, — самые богатые люди в королевстве. А это говорит о том, что каждый из них получил теплое местечко при короле. И у вас хватило смелости завладеть ларцом? Вы его спрятали?
— Да, я его…
Но тут инстинктивная осторожность заставила ее прикусить губу.
— Нет, я его выбросила в Пруд с водяными лилиями в большом парке.
— Как вы думаете, кто-нибудь подозревает, что вы причастны к этой пропаже?
— Не знаю. Не думаю, чтобы моей незначительной персоне придали тогда большое значение. Хотя я не упустила случая намекнуть на этот ларец принцу Конде.
— В самом деле? Какое безумие!
— Но мне надо было получить для отца право беспошлинно перегонять мулов. О! Это целая история, — засмеялась Анжелика, — и, как я теперь узнала, вы тоже были в ней в какой-то мере замешаны. Но я и сейчас охотно повторила бы подобное безумие, лишь бы снова увидеть испуганные физиономии этих надменных сеньоров.
***
Когда Анжелика закончила рассказ о своем столкновении с принцем Конде, ее муж покачал головой.
— Меня даже удивляет, что вы здесь и вы живы. Должно быть, вы и в самом деле показались им слишком безобидной. Но это чрезвычайно опасно — быть замешанной в придворные интриги. Ведь для этих людей не составляло большого труда при случае прикончить девочку.
Продолжая говорить, он встал, подошел к портьере и рывком отдернул ее. Когда он вернулся к Анжелике, лицо его выражало досаду.
— Я недостаточно проворен, чтобы поймать любопытствующих.
— Нас подслушивали?
— Я в этом убежден.
— Мне уже не в первый раз кажется, что наши разговоры подслушивают.
Граф сел на прежнее место, за спиной Анжелики. Было душно. Жара все усиливалась. Неожиданно тысяча колоколов нарушила тишину города — звонили к вечерне. Молодая женщина набожно перекрестилась и прошептала молитву деве Марии. Колокольный звон перекатывался по городу, и Анжелика с мужем, сидевшие у открытого окна, долго не могли сказать друг другу ни слова. Они молчали, и эта безмолвная близость, которая теперь все чаще возникала между ними, глубоко волновала Анжелику.
«Его присутствие не только не раздражает меня, но даже доставляет наслаждение, — удивленно подумала она. — А если бы он снова поцеловал меня, разве это было бы мне неприятно?»
Сейчас, как и недавно, во время разговора с архиепископом, она чувствовала его взгляд на своей шее.
— Нет, дорогая, я не волшебник, — тихо проговорил он. — Возможно, природа и одарила меня какими-то способностями, но главное — у меня было желание учиться. Ты поняла меня? — спросил он ласковым голосом, который очаровал ее.