— Абди? — В последний раз она видела Абдикадира, своего товарища из команды «Маленькой Птички», когда он вернулся с Монгольской войны. Все его тело тогда было покрыто шрамами. А этот мужчина был слишком юн, слишком нетронут.
В поле ее зрения появилось еще одно лицо, освещенное мерцающим светом ламп. Тоже знакомое лицо, с огромными усами, но по сравнению с тем, что она помнила, сильно постаревшее, покрытое морщинами.
— Капитан Гроув, — сказала она. — Вся команда в сборе.
Гроув что-то сказал, но ей не было слышно.
Грудь ее болела все сильнее.
— Скафандр, я не могу дышать. Откройся и дай мне выйти.
— Это нежелательно, Байсеза, — ответил скафандр. — Мы находимся на неконтролируемой территории. И эти люди вокруг не являются командой со станции Уэллс. — Скафандр был очень строг и неприступен. — Если они вообще существуют, — ворчливо добавил он.
— Откройся! — приказала она как можно строже. — Я отменяю все остальные инструкции, которые тебе были даны раньше! Твои функции заключаются в том, чтобы меня защищать. Поэтому разреши мне выйти, пока я не задохнулась!
Скафандр ответил:
— Боюсь, что есть инструкции, которые перекрывают все твои приказы, Байсеза.
— Какие еще инструкции?
— Протоколы планетарной защиты.
Скафандр был сконструирован, для того чтобы защищать Марс от Байсезы не в меньшей степени, чем защищать Байсезу от Марса. Таким образом, если она умрет, то скафандр просто-напросто сам себя запечатает, — чтобы ее останки не смогли загрязнить окружающую среду и нарушить хрупкую марсианскую экологию. В предельном случае Скафандр номер пять был запрограммирован на то, чтобы стать ее гробом.
— Да… конечно… только… О, вот в чем дело! Мы же не на Марсе! Разве ты этого не видишь? Здесь тебе нечего защищать. — Она попыталась распрямиться, но ее члены были прочно скованы. Воздуха внутри становилось все меньше. — Скафандр номер пять!.. — взмолилась она. — Ради всего святого…
Кто-то ударил по ее шлему, словно молотком по ореху, и разбил его. Шлем перед ней треснул, и ей в лицо хлынула струя свежего воздуха. Этот воздух был пропитан запахами пригоревшего масла и озона, но, главное, он был насыщен кислородом, и она дышала им с благодарностью.
Над ней склонился Гроув. В руках у него были молоток и долото.
— Прошу прощения, — сказал он. — Кажется, другого выхода у нас не было. Или, вернее, входа. Я так боялся испортить твои замечательные доспехи! — Он постарел, но его юмор остался прежним, каким она помнила его со времен «Мира», то есть тридцать лет тому назад.
Она была необыкновенно счастлива его видеть.
— Будь моим гостем, — пошутила она. — Хорошо, Скафандр номер пять, — снова обратилась она к своему скафандру, — ты повеселился, а теперь хватит. Ты разбит, так что все твои протоколы планетарной защиты можно выбросить в окно, чтобы мы могли последовать вслед за ними. Теперь-то ты дашь мне выйти?
Скафандр молчал. Несколько секунд он колебался, словно был обижен. Затем со щелчком открылся: образовалась щель для торса, рук и ног. Байсеза лежала в скафандре, в своей тесной термозащитной одежде, и ее овевал свежий воздух.
— Я себя чувствую лобстером, у которого треснул панцирь.
— Давайте я вам помогу. — Это сказал похожий на Абдикадира мальчик. Вместе с Гроувом они наклонились, подвели руки под ее тело и выдернули из скафандра.
Прошел час с тех пор, как Байсеза исчезла в глубине Глаза.
Майра, расстроенная и несчастная, зашла к Алексею в его каморку. Он лежал, свернувшись, на койке и смотрел в отделанную пластиком стену.
— Расскажи мне об Афине, — попросила она.
Не поворачиваясь, он ответил:
— По какой-то причине Афина выбрала тебя. Очевидно, она считает, что тебя стоит сохранить.
Майра закусила губы.
— Она — настоящий лидер вашей тайной организации, не так ли? Или подпольной группы бойскаутов, пытающихся постигнуть, что такое марсианский Глаз?
Не меняя позу, он пожал плечами.
— Мы, космики, разделены между собой. Например, марсиане не считают себя космиками. Афина отличается от всех нас. Она гораздо умнее нас. И именно она в конечном итоге сможет нас всех объединить.
— Давай говорить начистоту, — попросила Майра. — Афина — это щит А-1.
— Копия ее. Оригинал А-1 был уничтожен в последние дни солнечной бури. А перед бурей ее копия, именно эта копия, была отправлена к звездам. Где-то очень далеко она была подобрана, активирована и отправлена к нам обратно.
Эту историю она уже частично слышала от других.
— Но ты же должен понимать, что для того чтобы все это случилось, должно было сойтись вместе множество причин и произойти множество невероятных событий!
— Никто, кроме «Циклопов», деталей не знает.
— «Циклопы». Большая станция, оборудованная поисковыми планетными телескопами.
— Правильно. Разумеется, эхо могло быть принято где угодно в Солнечной системе, но, насколько мы знаем, только на «Циклопах» копия была в первый раз активирована и оставалась там взаперти на твердых носителях. Что ж, это ее выбор. Но если послушать, что говорит Ханс Гритчфилд, получается, что она ухитрилась загрузить субагента в твою идентификационную татуировку. Никто не знает, как она это сделала. После того как ты получила послание, этот субагент самоликвидировался. Думаю, что на тебя, Майра, она положила свой электронный глаз.
Такая мысль показалась Майре не очень приятной.
— Итак, теперь с помощью Глаза моя мать исчезла. Что дальше?
— Подождем, увидим.
— Чего нам ждать?
— Надо полагать, весточки с «Мира». Или от Афины.
— Как долго нам ждать?
— Не знаю, Майра. Время у нас есть. Пока квинт-бомба достигнет Земли, у нас еще есть в запасе более восемнадцати месяцев.
— Послушай, — продолжал он. — Мы сделали все, что могли. Мы доставили твою мать к Глазу, проделав для этого достаточно длинный путь. Причем без всякого насилия, заметь. А теперь у нас что-то вроде временного затишья. Так что расслабься. Мы уже через многое прошли — заметь, мы оба прошли. Даже путешествие сюда втроем было настоящим наказанием. А что касается этого чертова погружения в шахту с Глазом… то я вряд ли смогу даже примерно себе вообразить, что ты тогда чувствовала.
Майра, сгорбившись, сидела на единственном стуле в комнате, сжимая и разжимая кулаки.
— Это не затишье, — сказала она после некоторого молчания. — Это что-то вроде конечной станции, по крайней мере, для меня. Я нужна была тебе, чтобы доставить мою мать сюда, на Марс. Хорошо, я это сделала. А теперь я совершенно раздавлена, приперта к стене.