— Когда выбираешь отвратительную роль, мадам, не нужно быть щепетильной, а надо только поддерживать свои позиции.
«Я снова обретаю старых знакомых», — сказала себе Анжелика, смотря вдаль, и это отвлекло ее от мысли, что Филипп абсолютно равнодушен к ней.
Они стояли рядом, ожидая, пока карета мадам Марен развернется и подъедет к подъезду. Вдруг Молин, смотревший на звездное небо, тихо сказал:
— Я до сих пор не могу понять, как такой человек мог умереть?!
— Какой человек? — тихо спросила Анжелика.
— Господин граф де Пейрак, мадам.
Анжелика вся сжалась в комок.
— Вы думаете, что он осудит меня, если я выйду замуж за Филиппа? — тихо спросила Анжелика.
Старик молчал, как бы не замечая ее.
— Как такой человек мог умереть? Может, король вовремя понял?
Молодая женщина схватила интенданта за руку.
— Молин, вы что-то знаете.
— Я слышал, что король простил его в последний момент.
Анжелика опустила голову.
— Увы, я своими глазами видела, как он сгорел на костре на Гревской площади.
— Ну что ж, мадам, тогда предадим это забвению, — сказал Молин, перекрестившись. В этот момент он очень походил на патера. — Да восторжествует жизнь, мадам!
По дороге Анжелика, сжав руки на груди, продолжала думать о муже.
«Где ты, Жоффрей?! — говорила она себе. — Почему свет от костра стоит передо мной вот уже пять лет? Если ты еще на земле, вернись ко мне!»
Анжелика еле подавила рыдания, исходившие из истерзанной души и раненого сердца. Блики уличных фонарей падали на нее, растворяясь в темноте, по щекам текли слезы. В этом мраке, как и в жизни, она пробиралась на ощупь. Анжелика чего-то боялась. Боялась ли Филиппа или Жоффрея, мертвого или живого? Нестерпимая тоска переполняла ее грудь, какая-то неопределенность томила ее пылающее сердце.
В отеле дю Ботрэн Флоримон и Кантор подбежали к матери. Они были одеты в розовые сатиновые кофточки с кружевными воротничками, на их головах были шляпы с розовыми перьями, а по бокам красовались маленькие шпаги. Вместе с ними были их собаки. Кантор, опершись о спину большой рыжей собаки, вынул шпагу из ножен.
С бьющимся от волнения сердцем Анжелика смотрела на этих двух маленьких обаятельных ребят. Какие они сейчас серьезные, бывшие «ангелочки» «Двора чудес». Как важно они носили свои детские шпаги. По сравнению с Филиппом и призраком графа де Пейрака они казались такими беспомощными и слабыми.
— Да восторжествует жизнь! — сказал недавно старый гугенот.
Теперь жизнь Анжелики была в них. Это для детей она будет продолжать борьбу, свой путь к счастью.
И да поможет ей бог!
Все те мрачные мысли, мучившие Анжелику в последнее время, не были замечены ни ее близкими, ни друзьями.
Раньше ее семья была безвестной при дворе. Но вот уже несколько лет имя де Сансе мелькало во дворцовой хронике. Старший брат Анжелики иезуит Раймонд был в моде. Даже мать короля, Анна Австрийская, в свое время была неравнодушна к нему. Это был великий иезуит, с огненными глазами, у которого все светские дамы хотели получить благословение.
В принципе имя мадам Марен было скандально в обществе, и весть о том, что она родная сестра иезуита, потрясла всех. Сначала в это никто не верил. Но однажды на приеме у мадам Альбрэ вдруг все увидели, что иезуит поцеловал будущую маркизу дю Плесси де Бельер, долго говорил с ней в форме дружеской беседы.
Именно к Раймонду направилась Анжелика на следующий день после разговора с Молином. Она знала, что брат может дать ей дельный совет, как себя держать.
Не прошло и недели, как натянутость между мадам Марен и двором была ликвидирована навсегда. О ней говорили как о сестре прекраснейшей Мари-Агнессы де Сансе, грация и изящество которой вот уже два года шокировали королевский двор. Ум и репутация Анжелики были безупречны. Никто не вспоминал ей других братьев или прошлую свадьбу, а также то, что она делала шоколад.
Кроме де Гиша, все враги мадам Марен прикусили языки, боясь опалы, так как маркиз дю Плесси был у его величества фаворитом. Де Вард был в Бастилии по делу об убийстве маленького продавца вафель. Анжелике это было на руку.
Мадемуазель де Монпансье молчала. Она даже прослезилась, когда ей сообщили о помолвке. И, поцеловав Анжелику, она сказала:
— Будьте счастливы, моя дорогая!
Что касается мадам де Монтеспан, то она смутно помнила прошлое мадам Марен, да и ее собственные интриги не давали возможности заняться Анжеликой. Она даже была довольна тем, что мадам Марен скоро будет при дворе, ибо ценила ее смелость и обаяние.
— С этой нудной Луизой де Лавальер и вечно хныкающей королевой, — говорила она, — двору не хватает задора!
Сам король, так долго сидевший взаперти, рад был повеселиться. Его серьезность как рукой снимало, когда он видел обаятельную представительницу слабого пола.
— Темперамент мадам Марен поможет Атенаис де Монтеспан расцвести, — шептались в салонах. — Эти две красавицы затмят весь двор.
Мадам де Монтеспан дала Анжелике тысячу советов насчет туалетов и драгоценностей, необходимых в Версале.
Что касается вдовы Скаррон, то последняя, зная, что Анжелике пригодится в будущем, всячески помогала ей. Все это отодвинуло прошлое Анжелики на задний план.
Однажды вечером, посмотрев еще раз на нож Родогона и на браслет, она сказала себе:
— О да, это был сон, который никогда не повторится. Ей виделась новая жизнь в свете, в Версале. Она, дворянка, Анжелика де Сансе де Монтелу, скоро выйдет замуж за Филиппа дю Плесси де Бельер. Это было уже предрешено.
Под влиянием этого она перестала думать о прошлом и обо всем на свете. Единственной ее мыслью было выйти замуж и стать маркизой дю Плесси де Бельер.
Как-то утром, когда мадам Марен сидела за туалетным столиком в своем будуаре, ей доложили, что прибыл метрдотель Одиже. Вначале Анжелика хотела надеть платье, но, подумав, осталась в пеньюаре. Знатная дама могла свободно принимать подчиненных в таком наряде, это допускалось по этикету.
— О, входите, дорогой Одиже, садитесь около меня на этот табурет. Мы так долго не виделись. Но, несмотря на это, наши дела идут хорошо, благодаря нашему бравому Марсиандо…
— Да, мадам, я вас тоже давно не видел, — угрюмо заметил Одиже. — Вы, мадам, продолжаете делать глупости? Ходят слухи, что вы выходите замуж за маркиза дю Плесси.
— Это не слухи, а чистая правда, — небрежно ответила Анжелика. — Маркиз — мой кузен, и, честно говоря, я давно была влюблена в него.
Одиже молчал, потом произнес: