Моросил дождь. Лагерь был пустынным, а в отдалении слышался гром барабанов и рев пушек. По ее требованию Мальбран подал ей лошадь, а один солдат показал дорогу к холму.
— Оттуда, сударыня, вам будет все хорошо видно.
На холме она увидела месье де Сально, чьи солдаты располагались по склонам на возвышенности. Солнце безуспешно пыталось прорваться сквозь густые тучи. Анжелика сразу же увидела знакомую картину осады города.
Французы располагались за рекой, три ряда пушек поддерживали пехоту, на шлемах пехотинцев играли маленькие лучи, пробившиеся сквозь просветы между тучами.
Сально указал хлыстом Анжелике на группу людей в парадной форме, разъезжавшую перед войсками.
— Король с утра делает смотр войска. Он убежден, что крепость скоро падет. Ни сам король, ни его приближенные не сомкнули глаз в эту ночь. Пойманный шпион сообщил, что они собираются атаковать сегодня ночью. Но мы уже были начеку, поэтому их план провалился.
— Но мне кажется, что бомбардировка их очень сильна.
— Это уже конец. Губернатор не может вывесить белый флаг до тех пор, пока у него не будет израсходован весь запас пороха и пуль.
— Об этом же говорил вчера вечером я Филипп, — заметила Анжелика.
— Я рад, что он придерживается того же мнения. Маршал — великий стратег. Я думаю, что еще сегодня вечером у нас будет банкет в завоеванном городе.
В это время они заметили курьера, вихрем мчавшегося по дороге по направлению к ним. Приблизившись, он крикнул:
— Маршал дю Плесси… — Но, увидев Анжелику, осекся и повернул лошадь, натянув поводья.
— В чем дело? Что случилось? — испугалась Анжелика. — Что с мужем?
Курьер остановился.
— Что такое? — вмешался Сально. — Отвечайте, что с маршалом? Он ранен?
— Да, — выдохнул курьер, — но не серьезно. Король рядом с ним. Маршал сильно рисковал…
Анжелика, больше не слушая, пришпорила лошадь и помчалась по дороге. Филипп ранен! Внутренний голос твердил ей: «Я знала это! Я знала, что должно было что-то случиться!»
Первый, кого она увидела, был Пегилея. Подскакав ближе, она крикнула:
— Филипп ранен?
— Да…
Когда она приблизилась, он объяснил:
— Ваш муж очень рисковал. Король хотел выяснить, не может ли ложный штурм помочь быстрейшей капитуляции, и Филипп вызвался сам провести разведку.
— Рана серьезная?
— Да.
Анжелика обратила внимание на то, что Пегилен своей лошадью загородил ей дорогу. Словно под внезапно обрушившейся тяжестью, она сгорбилась и горько разрыдалась.
— Он мертв? Отвечайте!!!
Пегилен молча опустил голову.
— Пропустите меня, — безжизненным голосом сказала она. — Я хочу его видеть.
Пегилен не двинулся.
— Пропустить меня! — закричала Анжелика. — Он мой муж, я имею право видеть его!
Пегилен прижал ее голову к своей груди и нежно провел рукой по ее волосам.
— Лучше не надо, дорогая… Увы, наш красавец маркиз… ему оторвало ядром голову…
Она плакала горько и безудержно, уткнувшись лицом в ту самую кушетку, на которой провела ночь. Она никого не пускала в палатку, и вся ее свита стояла снаружи, слушая ее безудержные рыдания. Она пыталась уверить себя, что все это не правда, но сама знала, что больше никогда не увидит его. Она шептала сквозь слезы:
— Я любила вас… Вы были первым, кого я полюбила в дни юности… Филипп!
Филипп в розовом!
Филипп в голубом!
Филипп держит на руках Шарля-Анри!
А вот он с охотничьим ножом в одной руке, а другой сжимает горло волка…
Филипп был так красив и мужественен, что даже король звал его «Марс».
Она вспомнила слова Пегилена и подумала: «Филипп, зачем вы это сделали?»
Отодвинув полог, в палатку с поклоном вошел Жерве, главный дворецкий короля.
— Сударыня, король пришел выразить вам сожаление.
— Я никого не хочу видеть!
— Сударыня, но это король!
— Я не хочу видеть ни короля, — почти выкрикнула она, — ни кого-либо другого из этой своры трусливо сплетничающих щеголей, которые составляют его свиту и только и думают о том, кто займет место маршала!
— Сударыня… — Жерве был шокирован.
— Прочь отсюда! — кричала Анжелика. — Убирайтесь!
Она опять зарылась лицом в подушки, дрожа от гнева и горя. Вдруг две сильные руки приподняли ее с кушетки. Единственное, что утешало и успокаивало ее в минуты отчаяния, — это была надежная мужская поддержка. Она подумала, что это Лозен, и зарыдала еще громче, приникнув к лацкану бархатного камзола. Она подняла голову и встретила взгляд карих глаз. Глаз короля. Никогда прежде она не видела их такими нежными.
— Я оставил всех… свою свиту снаружи… Прошу вас, сударыня, не поддавайтесь горю. Ваша боль угнетает меня…
Анжелика поднялась и прислонилась спиной к золотой стенке палатки. Ее глаза неотрывно глядели на короля. Когда она заговорила, голос ее дрожал:
— Сир, прошу разрешить мне вернуться в свое поместье… в Плесси.
Король заколебался.
— Я уважу вашу просьбу, сударыня. Я понимаю, что вам надо побыть одной. Поезжайте в Плесси. Я разрешаю вам оставаться там до осени.
— Сир, я хочу отказаться от своих обязанностей при дворе.
Он отрицательно покачал головой.
— Это ваше горе говорит за вас. Время лечит раны. Я не освобождаю вас от обязанностей при дворе.
Анжелика обессиленно прикрыла глаза. Слезы вновь покатились по ее щекам.
— Обещайте мне, что вы вернетесь, — настаивал король.
Она стояла молча и неподвижно. Король испугался, что может потерять ее навсегда, и не стал больше настаивать.
— Версаль будет ждать вас, — вот все, что он сказал.
Всадник галопом промчался по аллее, образованной двумя рядами старых дубов, обогнул лужу, в которой отражалось золотое великолепие осени, и остановился перед небольшим подъемным мостом.
В маленькое оконце спальни Анжелика разглядела на всаднике ливрею цвета мадам де Совиньи. Должно быть, это она послала его сюда. Набросив бархатный халат, Анжелика сбежала по лестнице, не дожидаясь, пока служанка поднимется с письмом на серебряном подносе.
Анжелика отправила гонца на кухню и распорядилась, чтобы его угостили. Затем проворно поднялась в свою комнату, удобно устроилась у камина и только потом взялась за чтение письма. Это обычное послание представляло сейчас для Анжелики большую ценность.