— Я не верю своим глазам, Мария. Ты так спокойно говоришь об этом, — произнесла София тихим голосом, и сердце ее наполнилось грустью.
Она была принижена мужеством Марии. София подумала о том, как гордость помешала ее примирению с семьей. Ее проблемы вдруг померкли перед величием Марии. Она поняла, как мелко прозвучат все ее жалобы. Только теперь, оглядываясь назад, София видела свои ошибки. Она боялась, что уже слишком поздно исправить ситуацию, и ощутила себя самой несчастной на свете. Они не смели заводить разговор о Санти.
— Что стало с Софией, с которой я росла? Кто сумел лишить тебя привычного куража?
— Мария, ты никогда не была такой сильной. Бог ты мой, я всегда была сильной.
— Нет, София, ты всегда притворялась сильной. Ты была капризной, взбалмошной, потому что ты нуждалась в материнском внимании. Она же всю себя отдавала сыновьям.
— Вполне возможно.
— Поверь мне, я прошла через отчаяние, через страх. Я спрашивала: «Почему я? Что я сделала плохого? Чем заслужила такой печальный конец?» Но жизнь продолжается. Нужно принять свою судьбу. Надо постараться извлечь максимум из того, что нам отпущено. Я полагаюсь на Бога. Смерть — это лишь ворота в другую жизнь. Это не прощание навеки. Я верю, и это меня спасает, — сурово произнесла она, и София поняла, что Мария достигла душевной гармонии с миром.
— Итак, ты вышла замуж за театрального продюсера? — бодрым голосом спросила Мария.
— Откуда ты знаешь? — удивилась София.
— Когда была война на Фолклендских островах, в газетах поместили твою фотографию.
— Неужели?
— Там написали, что аргентинка оказалась по ту сторону океана во время конфликта двух стран, и я увидела эту газету.
— Как странно. Я так часто думала о вас, я ощущала себя предательницей, — призналась София, вспомнив то время, когда она разрывалась между родиной и страной, ставшей для нее вторым домом.
— Ты стала настоящей британкой. Кто бы мог подумать? Расскажи о своем муже.
— Он намного старше меня. Он очень добрый, смелый, прекрасный отец. Он относится ко мне, как к принцессе.
София не скрывала того, как гордится Давидом.
— Как хорошо. А сколько у вас детей?
— Две девочки. Онора и Индия.
— Прекрасные имена. Онора и Индия, — повторила Мария. — Очень по-английски.
— Так и есть, — ответила София, вызывая в памяти заплаканное лицо Индии в аэропорту.
Ее пронзила тревога: вопросы Марии вызвали у нее беспокойство о детях.
— Я знала, что ты непременно будешь иметь отношение к театру. Ты всегда была примадонной, с самого рождения. Помнишь, какие мы ставили пьесы, когда были маленькими?
— Я всегда играла мальчиков, — рассмеялась София.
— А мальчики не хотели к нам присоединяться. Помнишь, как мы заставляли взрослых платить за представления?
— Да, помню. Только не могу вспомнить, куда мы тратили эти деньги.
— Сначала мы хотели отдать их на благотворительность. Но мне кажется, что они были потрачены у первого же киоска со сладостями.
— Ты помнишь, как Фернандо уговорил Августина — или подкупил его? — чтобы тот появился голым во время нашего финального танца?
— Я помню, да. Бедняга Ферчо. Он в Уругвае, ты знала? — вздохнула Мария.
— Да, я видела Еву Аларкон, помнишь ее?
— Конечно. Она же вышла замуж за твоего Роберто.
— Он никогда не был моим Роберто, — сердито вымолвила София. — В общем, они были в Англии, поэтому мне известны некоторые новости.
— Августин все еще в Вашингтоне. Он приезжает раз в год, один, так как его жене эти посещения не по нраву. Бедняжка Августин, ему не очень-то повезло с женой. Но Рафа здесь. Он женат на Жасмин. У него чудесные дети, и Жасмин тебе понравится.
Мария и София долго говорили о прошлом. Обеим этого очень хотелось. София решила, что так она сможет ощутить свою причастность к тому, чего уже не вернуть. Возможно, беседа с кузиной поможет ей наверстать упущенное за долгие годы разлуки. София слушала как зачарованная, иногда искренне удивляясь услышанному, иногда смеясь, когда Мария рассказывала о том, как жила ее семья все эти годы. София, как и прежде, стояла на коленях, держа невесомую руку Марии. Раньше тело Марии было таким роскошным — Пако называл ее формы женственными. Сейчас от нее осталась лишь тень. Без волос она казалась абсолютно беззащитной. Ее улыбка трогала Софию — она отдала бы все, лишь бы повернуть время вспять.
— София, все эти годы... — с грустью в голосе начала Мария и вздохнула.
— О Мария, лучше не вспоминать того, чего не изменишь, — ответила София, взмахнув рукой.
— София, мне очень жаль.
— Мне тоже. Я не должна была так долго не давать о себе знать. Мне надо было...
Лицо Марии исказилось гримасой боли.
— Позволь мне сказать, ведь ты не знаешь всей правды.
— Что ты имеешь в виду? Мария, о какой правде ты говоришь?
Мария подняла на нее свои глаза цвета каштана. Они казались бездонными на ее изможденном лице. Последние двадцать с лишним лет ее отравляла мысль о том постыдном поступке, который она совершила. Она снова поддалась эмоциям и долго собиралась с духом, чтобы признаться во всем Софии.
— Я соврала тебе, София. Я солгала и тебе, и Санти.
Мария отвернулась, не в состоянии продолжать дальше. Пристыженная, она погрузилась в молчание.
— Но о чем ты говоришь?
София вдруг ощутила, как у нее на лбу выступил холодный пот. «Только не ты, Мария!» — молила она про себя.
— Когда я узнала, что вы с братом были любовниками, я страшно рассердилась. Раньше ты все рассказывала мне, а на этот раз даже не намекнула на истинное положение дел. Я узнала обо всем последней, когда ты уже уехала. А ведь я была уверена, что так не поступают с лучшей подругой.
Крупные слезы катились по ее щекам, оставляя мокрые пятна на подушке.
— Мария, я не могла тебе рассказать. Я никому ничего не сообщила. Никто бы мне не разрешил выйти замуж за двоюродного брата. Это же был позор!
— Я знаю, но я ощущала себя такой обделенной! Ты не написала. Ты писала только Санти. Ты не стала утруждать себя мыслями обо мне. Как будто я ничего не значила в твоей жизни. Ничего. Пустое место.
София вдруг догадалась, к чему ведет Мария.
— Ты сделала так, что он не получал моих писем?
Она не верила в то, что произносит эти слова. Мария никогда не поступила бы с ней подобным образом. Она никогда не была мстительной. Но София не имела права на чувства. Мария умирала. София не могла выразить боль, которую только что испытала.
— Я знала, что мама безутешна. Она перестала улыбаться, ей не хотелось жить. Наша семья была развалена изнутри. Мама и Анна не разговаривали почти год, и прошло много лет, прежде чем они хоть в чем-то нашли общий язык, но все равно того, что было, вернуть не удалось! Перед Санти открывалось блестящее будущее. Папа был в отчаянии, он не мог видеть, как из-за тебя все рушится. Я написала и...