— Ты веришь своей кузине?
— Конечно, верю. Она была моей лучшей подругой после Санти.
— Может, он встречается с этой девушкой, чтобы показать своей семье, что уже не думает о тебе? Может, это игра?
София покачала головой:
— Неужели такое возможно?
— Он ведь очень умен, не так ли?
— Да, к тому же я встречалась с Роберто Лобито по той же самой причине, — сказала София, и лицо ее прояснилось.
— С Роберто Лобито?
— Это еще одна история, но о ней позже, — махнула рукой София, не желая отвлекаться.
— Ты рассказывала Марии о романе с Санти?
София почувствовала свою вину. Ей надо было довериться Марии.
— Нет, это был наш с Санти секрет. Я никому ничего не говорила. Я всегда все доверяла Марии, но не в этот раз. Я просто не смогла...
— Итак, ты полагаешь, что Мария ничего не знает, — медленно вымолвила Доминик.
— Не знаю, — ответила София, волнуясь. — Нет, она наверняка не знает. Мария ни за что не стала бы обижать меня такими новостями о Максиме. И она бы обязательно сказала что-нибудь по поводу нашего романа. Мы ведь были лучшими подругами! Очевидно, ей ничего не известно.
— Ты думаешь, что Санти не стал бы ей доверяться?
— Ты права.
— Будь я на твоем месте, то дождалась бы новостей от самого Санти.
И София ждала. Дни тянулись бесконечно медленно. Наступало лето. Солнце затопило долины, и фермеры выгнали своих коров пастись в высокой траве. К маю София была на четвертом месяце беременности. Ее животик округлился, но она оставалась худой и выглядела изможденной. Доктор сказал, что, если она не станет лучше питаться, это может сказаться на здоровье младенца. Она заставляла себя есть, пить хорошую воду и фруктовые соки. Доминик очень беспокоилась о ней, молясь, чтобы Санти — черт побери! — написал ей. Но письма не было. София продолжала надеяться, даже когда Доминик уже поставила на этом деле крест. Она часами сидела на скамейке и смотрела на озеро, наблюдая, как зима сменяется весной, а весна окрашивается летними красками, которые к осени приобретали совершенно волшебные оттенки. Лето прощалось с природой, а София прощалась со своей любовью. Со своей надеждой.
Только позже, когда эмоции уже не так будоражили ее душу, она подумала о том, что если Марии был известен ее адрес, то наверняка его знал и Санти. Она поняла, что он мог бы написать ей в любую минуту, но не стал этого делать. Он предал ее, и в причинах она не желала разбираться. Он сознательно принял решение не писать ей. София пыталась найти оправдание своему возлюбленному, желая понять, как мог вчера еще охваченный страстью Санти, сегодня с такой легкостью отпустить ее.
Второго октября 1974 года София родила здорового мальчика. Приложив малыша к груди, она разрыдалась. У него были темные волосы, как у нее, и голубые глаза. Доминик сказала, что все малыши рождаются с голубыми глазами.
— Потом они изменят цвет и станут зелеными, как у его отца, — решила София.
Доминик подумала и добавила:
— А может, карими, как у матери.
Роды были очень тяжелыми. София кричала от боли, которая разрывала ее внутренности. Схватив Доминик за руку так, что, казалось, она выкрутит ее, София звала Санти. В те мгновения в ней боролись обида и радость. Когда ребенок, наконец, родился, она ощутила лишь пустоту и в теле, и в душе. Санти не любил ее больше, и пережитая драма окрашивала в мрачные тона восприятие окружающего мира. Ей казалось, что груз утраты тем более непосилен, что, лишившись Санти, София потеряла и возлюбленного, и друга. Ее захлестнуло отчаяние.
Однако когда она прижала к груди своего малыша, то ощутила, как пустота, образовавшаяся с уходом Санти, заполняется. Она провела рукой по пухлой щечке сына, тронула пушок его ангельских волос и вложила палец в его ладошку, который он тут же узурпировал и не хотел отпускать, даже когда спал. Он так нуждался в ней! С огромным удовольствием она наблюдала, как малыш наполняет свой маленький животик молоком — молоком, которое поддержит в нем жизнь, которое поможет ему вырасти большим и сильным. Когда он сосал грудь, все тело Софии откликалось восторгом. Еще до того, как он собирался заплакать, у нее возникало странное ощущение в области солнечного сплетения. Она звала малыша Сантьягито, потому что, если бы Санти был с ней, он настоял бы, чтобы малыша называли именно так — маленьким Сантьяго.
После того как София немного оправилась после родов, она снова начала думать о будущем, и ее эйфория сменилась новым приступом меланхолии. Софии казалось, что ей суждено страдать до конца жизни. Она пережила страшный кризис, разуверившись в себе. Ее охватывала паника, которая мешала дышать. Она не могла представить себе, что останется с малышом совсем одна. София не знала, как ухаживать за малюткой, она не знала, как справится с этой непосильной задачей без Санти и Соледад. Но когда ей хотелось кричать от ужаса, горло сковывало болью, и она беззвучно рыдала. Она осталась одна-одинешенька в этом мире и не знала, как принять этот факт со смирением.
София часто вспомнила о Марии. Ей так хотелось поделиться с подругой своим несчастьем, но она боялась обратиться к ней за помощью теперь, когда ни в ком не была уверена. Она чувствовала свою вину: сейчас Мария уже наверняка все знает о романе с Санти и считает, что ее предали. София уверилась в этом, когда новых писем в почтовом ящике не оказалось. Ее словно отрезали от всего, что было ей дорого и знакомо. Она пыталась полюбить Женеву, но этот город ассоциировался только с болью. Глядя из больничного окна на горы, едва различимые вдали, София размышляла о том, что ее мир утрачен для нее навсегда. Она потеряла двух самых дорогих ей людей, Санти и Марию. Она потеряла свой любимый дом и все, что давало ей уверенность в завтрашнем дне. Она ощущала себя несчастной и всеми покинутой. Откуда ей было знать, что завтрашний день все же наступит? Она не могла бы убежать от себя самой. Ощущение утраты продолжало преследовать ее, напоминая о пережитом несчастье день и ночь.
Спустя неделю София привезла ребенка из больницы домой. Пока она находилась в родильном доме, у нее было время обдумать свое положение, и она приняла решение. Ей пришлось смириться с тем, что Санти не желает иметь с ними ничего общего. Она не могла вернуться в Аргентину, но она не собиралась ехать и в Лозанну, как планировали ее родители. Еще в марте они каждый в отдельности присылали ей письма, пытаясь объясниться и найти общий язык. Но София не стала отвечать им, и поток их писем иссяк, как пересохший ручей. Родители полагали, что все придет в норму, как только она вернется домой. Однако они не знали главного — София не намерена была возвращаться.
Она сказала Доминик, что не представляет своей встречи с Санти, поэтому и смысла в поездке в Аргентину не видит. Женева постоянно напоминала ей о том, что ей довелось пережить, поэтому она отправляется в Лондон, где попробует начать все сначала.
— Но почему Лондон? — Доминик не скрывала того, как опечалена предстоящей разлукой с Софией и Сантьягито. — Ты же знаешь, что можешь остаться у нас. Тебе вовсе не обязательно уезжать.