София не заметила, как ускорила шаг и оставила всех остальных далеко позади. Она открыла дверь в конюшню, а услышав шуршание соломы, едва не вскрикнула от переполнивших ее эмоций. Она дотронулась до бархатной кожи лошади, которая с любопытством уставилась на нее, и грустно улыбнулась. Глядя в мраморные глаза лошади, София любовно провела рукой по ее белой морде. Прижавшись к ней, она словно стряхнула с себя меланхолию.
— Как тебя зовут? — спросила она. — Какая же ты красавица!
Она ощутила, как по щеке скатилась слеза, и слизнула ее. Лошадь, как будто почувствовав печаль Софии, подалась вперед. София закрыла глаза, переносясь мыслями домой. Ощущая шелковистую влажность кожи животного, она словно оказывалась посреди пампы. Но реальность подсказывала ей: возврата к прошлому нет. Она открыла глаза и прогнала наваждение.
Завернув за угол, Давид заметил Софию, которая стояла, прислонившись головой к шее коня по кличке Сафари. Ему хотелось подойти ближе к девушке, но он интуитивно почувствовал, что это не самый подходящий момент. Он тактично отвел в сторону Тони и Зазу.
— С ней все в порядке? — прошептала Заза, заметив состояние Софии.
— Я не знаю, — взволнованно покачав головой, ответил Давид. — Какая интересная девушка, правда?
— Может, она просто скучает по дому, — заметил Тони.
— Давид!
Они обернулись на голос Софии.
— Мне нужно... Я хотела сказать, что с удовольствием проедусь верхом.
Тони и Заза продолжили путь без Давида и Софии, которые оседлали лошадей. Они вернулись только перед закатом. София, не сидевшая в седле уже долгое время, словно заново родилась. Она могла свободно дышать, и ее перспектива прояснилась в один миг. София снова знала, кто она, осознав, что эти зеленые холмы могут заменить ей дом. Море зелени, перемежающейся полосками полей, — один этот вид наполнял ее сердце радостью. Она давно не улыбалась так искренне — казалось, что душа Софии, утомившись, наконец, нашла источник покоя. Она была готова к любым испытаниям. Такое настроение у нее было последний раз в Санта-Каталине.
Давид сразу заметил перемену в ней. Она словно сбросила маску, под которой оказался незаурядный человек. Закрывая двери конюшни, они смеялись так заразительно, как смеются старые друзья, знающие один другого с детских лет.
Когда Джейк вез Софию назад, в Квинс Гейт, она обдумывала предложение Давида.
— Я бы очень хотел, чтобы мои конюшни снова были под присмотром, — сказал он ей тогда. — У тебя, как я вижу, просто чутье на животных. Моя бывшая жена Ариэлла выращивала скаковых лошадей. На наших конюшнях можно было найти первоклассных годовалых жеребцов. Когда Ариэлла покинула дом, все пришло в упадок. Я продал всех лошадей, кроме Сафари и Инки. Я мог бы нанять тебя и взять тебе нескольких помощников, потому что я понимаю, какой это тяжелый труд. Но тогда пришлось бы отказаться от жизни в городе. Если за домом некому присматривать, он мстит тем, что умирает. Мне не хотелось бы продавать лошадей.
София вспомнила, как спокойно он говорил об этом. Как будто сообщал очевидные факты, но в его голосе слышалась теплота. Она улыбнулась. София с радостью откликнулась бы на такое заманчивое предложение, но Джейк и слышать не захотел о нем. Он нуждался в Софии здесь, и она вынуждена была ему подчиниться, потому что он был единственным родным ей человеком в Лондоне.
Пьеса шла в театре уже два месяца. Однажды днем София открыла дверь в гримерку Джейка и с удивлением обнаружила там актрису Мэнди Борн, его партнершу. На этот раз она выступала в роли партнерши по сексу. Джейк приспустил брюки, и Софию поразило, как агрессивно он двигает своими белыми ягодицами, трудясь над вспотевшей Мэнди, которая все еще была в костюме восемнадцатого века. София наблюдала за ними пару минут, прежде чем они заметили ее. Мэнди неприятно хрюкала, как голодная свинья, на лице ее читалась боль, но, очевидно, ей нравилось то, чем она занимается, ибо в перерывах между хрюканьями она издавала какие-то мяукающие звуки. Джейк все время повторял в такт своим прерывистым движениям: «Я люблю тебя». Когда решающий момент должен был вот-вот наступить, Мэнди открыла глаза и закричала. Джейк уткнулся в пышную грудь своей любовницы и воскликнул: «Черт побери!», только сейчас заметив напряженно застывшую в дверях Софию. Мэнди убежала в слезах.
Джейк не стал ни извиняться, ни раскаиваться. Он обвинил во всем Софию, заявив, что переспал с Мэнди только потому, что не смог достучаться до сердца Софии.
— Ты не любишь меня! — кричал он.
София холодно заметила:
— Для начала мне хорошо было бы иметь возможность доверять тебе.
Она ушла из театра и больше туда не возвращалась. Ей не хотелось встречаться с Джейком Фелтоном. Подняв трубку, София набрала номер Давида, надеясь, что его предложение все еще остается в силе.
— Ты нас покидаешь? — в отчаянии воскликнул Антон. — Я этого не вынесу!
— Я собираюсь заниматься конюшнями Давида Гаррисона, — объяснила она.
— Дьявол, а не мужчина, — затягиваясь сигаретой, произнесла Мэгги.
— О Мэгги, это не то, о чем ты подумала. Хотя ты оказалась права насчет Джейка Фелтона. Мужчины... Кому они нужны?
— Нет, это мнение давно устарело! У Мэгги появился любовник! Разве я не прав, Мэгги? Клиент! Наконец-то чары Мэгги подействовали.
Лицо Мэгги осветилось самодовольной улыбкой.
— Неплохо придумано, Мэгги. О, мне так грустно думать, что придется покинуть вас, — произнесла София, — но я же не останусь в Лоусли на все время, мы не потеряем друг друга из виду.
— Очень на это надеемся. Так или иначе, но мы узнаем обо всем от Дейзи. Только не забудь пригласить нас на свадьбу.
— Мэгги, — рассмеялась София. — Он слишком стар.
— Осторожно, душа моя. Мне тоже чуть больше сорока, смею тебе напомнить. — Она помолчала и добавила своим неподражаемым, с хрипотцой голосом: — Поживем — увидим.
Дейзи была убита новостью. Не только потому, что теряла подругу, но еще оттого, что, если София пускала корни на новом месте, значит, Дейзи должна поискать новую девушку, которая согласилась бы делить с ней жилье. А она не хотела жить под одной крышей ни с кем, кроме Софии. Они стали почти сестрами.
— Итак, в случае если тебе там понравится, ты поселишься в Лоусли навсегда? — спросила она, приходя в ужас от мысли, что София застрянет за городом.
Ей казалось настоящим наказанием жить в деревне, даже в таком большом роскошном особняке.
— Я люблю деревню и поняла, насколько соскучилась по деревенской жизни, когда побывала там после долгого перерыва, — сказала София.
Лоусли пробудил в ней тягу к естественной жизни, и теперь даже запах города вызывал у нее отвращение.
— Я пропаду тут без тебя. И кто будет делать тебе маникюр? — оттопыривая верхнюю губу, пожаловалась Дейзи.