София почувствовала огромное облегчение, поделившись своей тайной с Давидом. Рассказав ему часть своей драматичной истории, она словно сбросила с плеч тяжелый груз. Взглянув на него, она вдруг поняла, что встретила родную душу. Их губы слились в страстном поцелуе. София не доверялась до такой степени никому, кроме Санти. Когда Давид был с ней, прижимал ее к себе, она забывала о том, что за пределами Лоусли, этого милого ее сердцу места, существует другой мир.

Глава 27

Когда Давид и София вернулись в гостиную, все сделали вид, будто ничего не произошло. София подумала, что это исключительно в английской манере. На ее родине все упали бы с мест и засыпали бы такую парочку вопросами. Гонсало и Эдди, очевидно, сказали остальным, чтобы их с Давидом ни о чем не спрашивали. Софию встретили широкими улыбками и завели разговор о лошадях.

Заза закурила и села на софу, откуда с подозрением взирала на Давида и Софию. Давид ходил по комнате с легкостью юноши, хотя и пытался скрыть свое возбуждение. Выдыхая тонкой струйкой дым, она пристально следила за своим старым другом. Потом перевела взгляд на Софию. Ресницы ее были все еще мокрыми от слез, но на щеках девушки разлился румянец. Между Давидом и Софией, без сомнения, что-то произошло...

Гонсало пришел в восторг от соотечественницы, от ее красоты, в которой было что-то трагическое. Он слышал о ней в Аргентине. Буэнос-Айрес — маленький город, и скандал, подобный тому, который разразился в этой семье, было трудно удержать в секрете. Он попытался вспомнить, что же случилось три года назад. Кажется, у нее был роман с одним из двоюродных братьев, за что ее немедленно отправили в Европу. Конечно, она меньше всего хотела быть узнанной — все-таки такой постыдный скандал! Но глядя на ее улыбку и дрожащие губы, он был готов простить ей все.

— София, может, прокатимся верхом? — спросил он ее по-испански.

Она жалко улыбнулась, переведя взгляд на Давида, который вопросительно посмотрел на нее. Теперь, когда она так доверилась ему, София не желала расставаться с ним даже на минуту.

— Гонсало хочет, чтобы я составила ему компанию, — объяснила она, надеясь, что кто-нибудь вызовется присоединиться к ним.

— Какая хорошая мысль, — отозвался Тони, покусывая кончик сигары. — Эдди, почему бы тебе не поехать с ними?

— Конечно, — вступила в разговор Заза, — свежий воздух еще никому не повредил.

Она мечтала остаться с Давидом наедине и устроить ему допрос, но Эдди, который удобно устроился у камина, не поддержал ее план. День был дождливым и холодным. Кроме того, он заметил, что его другу понравилась София, и совершенно не желал быть третьим лишним.

— Нет, благодарю, — отказался он.

— Дорогой, но нельзя же целый день сидеть дома. Надо нагулять аппетит, чтобы приготовиться к ланчу миссис Бернистон.

— Но ведь вы с папой остаетесь дома, — парировал он, еще удобнее устраиваясь в кресле.

Заза поджала губы. Пожалуй, с допросом придется подождать. Давид проводил взглядом Софию, покидавшую комнату в сопровождении Гонсало, и его начала душить ревность. Хотя он знал, что София отправляется на прогулку с большой неохотой, он не мог представить себе, что она останется наедине с этим молодым человеком, который принадлежал к родной ей культуре, понимал ее язык. Давид никогда не сможет заполнить эту нишу. Когда София ушла, комната, словно опустела.

— Ты просто гений, дорогой мой, — сказала Заза, пристальйо наблюдая за Давидом.

— В каком смысле? — спросил он, пытаясь скрыть тоску в голосе.

— Ты молодец, что пригласил Гонсало.

— И что же такого хорошего я сделал?

— Но из них получится замечательная пара. Гонсало и София! — засмеялась она, зажав между алыми губами мундштук из слоновой кости. Давид ничего не ответил.

— Заза, дорогая, сегодня Купидон останется без работы. Этот чертов парень стал причиной ее слез. Мне кажется, это не самая благоприятная почва для начала романа, — вмешался в разговор Тони.

— О чем вы говорите? — полюбопытствовал Эдди, довольный тем, что отец сам завел разговор на эту тему.

Все взглянули на Давида. Он сидел у камина и помешивал поленья кочергой.

— Она скучает по дому, вот и все, — со страданием в голосе проговорил он.

— А, понятно, — протянул Эдди разочарованно.

Тони сочувственно кивнул.

— Так что же ты сказал ей такого, что вернуло ее к жизни? — допытывалась Заза. — Как я погляжу, она нашла у тебя утешение!

— Это не так, уверяю тебя. Когда София оправилась от потрясения, она поговорила со мной о родном доме, и ей стало легче, — сказал он, но сам почувствовал, что его голос звучал не очень убедительно.

Заза видит его насквозь, ее не обманешь такой примитивной ложью.

— Понятно. Они с Гонсало смогут узнать друг друга получше без надзирающего ока старших. О, как хорошо было бы снова почувствовать себя молодой и беззаботной, — вздохнула она.

Давид окончательно утратил присутствие духа. Он ведь на двадцать лет старше Софии! О чем он думает? Заза права. Ровесник Софии, такой, как, например, Гонсало, будет для нее более подходящей партией. Возможно, и она придет к такому же выводу, когда поговорит с молодым человеком. Она не была в обществе ровесников вот уже несколько месяцев. Когда София услышит родную речь, поговорит об Аргентине, она поймет, что все обстоит не так уж страшно. Давид все еще ощущал вкус ее губ, ему хотелось обнять ее снова. Неужели он позволил себе воспользоваться ее слабостью? Очевидно, ему не надо было отвечать на ее поцелуй. Он должен был поступить, как и подобает благородному мужчине, который намного старше ее.

Давид сменил тему разговора и попытался вести непринужденную беседу, но горло его сжималось каждый раз, когда он вспоминал о Софии. Обычный оптимизм покинул его, и это не ускользнуло от всевидящего ока Зазы. Она поняла, что зашла слишком далеко. Хотя Заза была счастлива с браке с Тони, частица ее души все-таки принадлежала Давиду. Она говорила, как ревнивая женщина, но теперь, когда она заметила боль в глазах Давида, Заза возненавидела себя за это. Она попыталась отвлечь внимание Давида веселыми историями, но его смех был натянутым и грустным. Взглянув на часы, стоявшие на каминной полке, она подумала, что скорее бы уж София вернулась, чтобы Давид немного воспрял духом.

Гонсало был отличным наездником. София следила за ним: он уверенно держался в седле с типичным для аргентинцев высокомерием, с изящной ленцой, и сердце ее учащенно забилось. Они говорили по-испански, и уже через несколько минут София поймала себя на том, что подкрепляет свои слова жестами в свойственной для латиноамериканцев манере. Она вдруг ощутила небывалую свободу. Ей не надо было скрывать свое истинное «я», и это доставляло ей ни с чем не сравнимое удовольствие. Она снова была аргентинкой, и звуки родной речи словно таяли у нее на языке, а голова кружилась от счастья.