— Слишком уж привыкли, — сухо отозвался де Бардань. — Пора уж им от этой привычки отказаться. Ну а закон в этом отношении не допускает отклонений.
— Вы представлялись мне в более приятном свете.
Королевский наместник возмутился:
— Что вы хотите сказать?.. Я всегда был против насилия и…
— Я хочу сказать, что эти инквизиторские обязанности мало подходят к вашему характеру.., который казался мне особенно доступным земным утешениям.
Он искренне рассмеялся, втайне польщенный. Видно, не так уж она равнодушна и невосприимчива, как представляется.
— Постараемся понять друг друга. Как всякий добрый христианин, я хочу попасть в рай, но, должен признаться, нынешняя моя должность привлекает меня прежде всего с материальной стороны. Религиозные дела в настоящее время дают возможность продвинуться по службе быстрее всего. Ну а к мэтру Берну я отношусь с большим уважением, я бы хотел помочь ему, но он так упрям, он никак не хочет понять…
— Что ему надо понять?
— Что мы можем доверить воспитание обоих его детей только католикам. Зло и так уже слишком глубоко въелось в эти юные души.
— Почему арестовали его дочь Северину?
— Потому что ей уже пришло время сделать выбор религии.
— Но такие решения подрывают отцовскую власть — основу нашего общества и государства.
— Что же делать, если эта власть несет зло? Вот у меня тут есть донесение, в котором… — Он пододвинул другое досье, начал его открывать и вдруг остановился, недоверчиво взглянув на нее:
— Но.., вы ведь его защищаете!..
Анжелика спохватилась. Как же глупо она себя ведет! Она не сумела скрыть своего отношения к этому делу. Не могла она целиком притворяться, как делала когда-то. Прежде ей легче было хитрить и обманывать. Может быть, потому что тогда она меньше принимала все к сердцу. Надо исправлять положение, чего бы это ни стоило.
— Я их не защищаю, я просто хочу показать вам, что знаю все, что делается в этом семействе. И я вижу, что вы руководствуетесь какими-то сплетнями ваших подручных, которые они пышно именуют «донесениями», а у меня ничего и не спрашиваете.
— Так вы же ничего не сообщаете! Я надеялся получить обильные сведения именно через вас. Я ждал напрасно.
— У меня не было ничего интересного.
— Как же вы дали возможность Мартиалу Берну бежать и не предупредили меня об этом замысле, хотя должны были заранее знать об этом?
— Это был не побег, а поездка. Он ехал учиться.
— Вас просто обвели.
— Скажите уж прямо, что я дура!
Она встала. Видя, что она собирается уходить, де Бардань, пораженный, выскочил из-за стола, чтобы удержать ее:
— Не стоит обижаться из-за таких пустяков, не надо! Послушайте.., вы просто не так поняли мои слова. Я просто в отчаянии…
Он хотел удержать ее, и это был предлог положить руки ей на плечи, туда, где под полотном рукавов ощущалось тугое и нежное тело. Легкий аромат здоровой женщины опьянил его. Анжелика не могла обманываться в характере своего воздействия на него. Это было очень неприятно, но она сказала себе, что ее долг извлечь из этого пользу, и очень осторожно высвободилась.
— Вы меня действительно оскорбили.
— Я очень огорчен, я раскаиваюсь…
— Я имею право сказать вам, что, действуя таким образом по отношению к мэтру Берну, вы ничего не добьетесь. Я хорошо узнала его характер, он будет упорствовать и станет еще более недоступным внушению. Но он будет тронут милостью и помощью, которую вы ему окажете, и тогда станет внимательнее прислушиваться к вашим доводам.
— На самом деле?
— Вполне возможно!
Королевский наместник вновь почувствовал, что потрясен. Да и как же иначе, когда он стоит так близко к ней, лаская взглядом эту прелестную шею. Он готов был поверить ей, слепо довериться.
— Но детей я не вправе вернуть ему, это невозможно… И потом, должен признаться, затеял это проклятый Бомье. Но теперь, когда дело пошло в ход, зарегистрирован факт преступного бегства, да и девочка уже задержана, я не могу отступить.
— Что вы собираетесь с ними делать?
— Мальчика отдадут иезуитам, а девочку монахиням…
«И мы их никогда больше не увидим», — подумала потрясенная Анжелика.
— Я пришла к вам, господин королевский наместник, именно для того, чтобы предложить иное решение. Мэтр Берн не станет досадовать на вас тогда. У него есть сестра, обратившаяся в католичество. Она замужем за офицером королевского флота и живет на острове Ре.
— Совершенно точно. Ее зовут госпожа Демюри.
— Детей можно доверить ей… Так делается, как мне говорили. Когда возникает необходимость забрать протестантского ребенка от родителей, его передают на воспитание кому-нибудь из родственников-католиков. Это мера гуманная и в то же время вполне здравая.
— Ну как же я сам раньше не подумал об этом! — воскликнул, просияв, королевский наместник. — Это великолепный исход! И Бомье не посмеет ничего возразить, и мэтр Берн, со своей стороны, думаю, будет мне благодарен. Вы изумительны! Вы так же разумны, как прекрасны собой.
— Совсем недавно вы, кажется, полагали иначе.
— Как мне заслужить ваше прощение?
Бардань был в восторге, тяжесть спала с его плеч, а в этой удивительной женщине открывались все новые достоинства. Не в силах удержаться, он схватил Анжелику за талию и прикоснулся губами к ее шее, к тому самому месту, нежная линия и грациозные изгибы которого притягивали его непрерывно во время их разговора.
Анжелика отшатнулась, словно ее обожгли, и так быстро вырвалась из его объятий, что бедняга был совершенно озадачен.
— Неужели я вам до такой степени неприятен? — пробормотал он.
Глаза его замутились, губы дрожали. Как ни кратко было это прикосновение, оно подтвердило все его надежды. Из всех женщин, которых он знал, эта была самой возбуждающей. «Черт побери, — подумал он. — Да неужели же она будет держаться недотрогой, как все эти кальвинистки? Нет, нельзя упускать этот шанс!»
Анжелика опиралась о стол, украшенный инкрустацией, и размышляла, как ей держать себя.
В конце концов, он не был ей неприятен. Он вел себя учтиво, у него были красивые глаза, красивые руки, умелые губы. Кто знает, вдруг в будущем — а будущее представлялось ей отделенным черной, непроходимой преградой — она поддастся искушению? Она не могла забыть, что пока она лишь скромная служанка, а он наместник короля в Ла-Рошели, то есть человек, занимающий первое место в городской иерархии. К счастью, он не фат. Он был не оскорблен, а огорчен тем, что она отшатнулась от него. Надо было его утешить.