В такую длинную цепь совпадений Торстен Эдклинт не верил. Инспектор уголовной полиции Ян Бублански тоже не верит, что это случайность. Не верит и Микаэль Блумквист. Эдклинт снова схватился за фломастер.
Эверт Гульберг, 78 лет. Юрист-налоговик.???
Черт побери, кто же такой Эверт Гульберг?
Он уже собрался позвонить руководителю ГПУ/Без, но передумал по той простой причине, что не знал, как высоко внутри организации распространяется заговор. Короче говоря, он не знал, на кого может полагаться.
Отвергнув возможность обращения к кому-нибудь внутри ГПУ/Без, он стал думать, не обратиться ли ему к обычной полиции. Ян Бублански руководит расследованием дела Рональда Нидермана и, конечно, был бы заинтересован в любой сопутствующей информации. Но это невозможно по чисто политическим соображениям.
Он ощущал, что на его плечи навалилась огромная тяжесть.
Под конец остался только один вариант, который казался конституционным и, возможно, защитил бы его, попади он в дальнейшем в немилость. Ему надо обратиться к начальнику и заручиться политической поддержкой своих действий.
Эдклинт посмотрел на часы — около четырех дня. Он поднял трубку и позвонил министру юстиции, которого знал уже несколько лет и с которым встречался на разных заседаниях в министерстве. Не прошло и пяти минут, как его соединили.
— Здравствуйте, Торстен, — поприветствовал его министр юстиции. — Мы давно не общались. В чем ваше дело?
— Честно говоря, я, вероятно, звоню для того, чтобы узнать, насколько вы мне доверяете.
— Доверяю? Забавный вопрос. Что до меня, то доверяю полностью. Чем вызван такой вопрос?
— Он вызван огромной, экстраординарной просьбой… Мне необходимо встретиться с вами и премьер-министром, и срочно.
— Опля.
— С вашего разрешения я предпочел бы подождать с объяснениями до того, как мы сможем говорить с глазу на глаз. У меня на столе есть дело, настолько заслуживающее внимания, что я считаю необходимым проинформировать и вас, и премьер-министра.
— Звучит серьезно.
— Это действительно серьезно.
— Это как-то связано с террористами и угрозами…
— Нет. Дело еще серьезнее. Обращаясь к вам с такой просьбой, я ставлю на карту свою репутацию и карьеру. Я бы не завел этот разговор, если бы не считал ситуацию настолько серьезной.
— Понятно. Отсюда и вопрос о доверии… Как скоро вам надо встретиться с премьер-министром?
— Если возможно, прямо сегодня вечером.
— Я начинаю волноваться.
— К сожалению, у вас есть для этого повод.
— Сколько времени займет встреча?
Эдклинт подумал.
— На суммирование всех деталей, вероятно, потребуется час.
— Я вам перезвоню.
Министр юстиции перезвонил в течение пятнадцати минут и сообщил, что премьер-министр сможет принять Торстена Эдклинта у себя дома в 21.30. Когда Эдклинт опускал трубку, руки у него были влажными. О'кей… завтра утром с моей карьерой, возможно, будет покончено.
Он снова поднял трубку и позвонил Монике Фигуэроле.
— Привет, Моника. Ты должна сегодня вечером в двадцать один ноль-ноль явиться на службу. Оденься получше.
— Я всегда хорошо одета, — сказала Моника Фигуэрола.
Премьер-министр смотрел на начальника отдела охраны конституции взглядом, который, скорее всего, следовало расценивать как недоверчивый. У Эдклинта возникло ощущение, что за стеклами очков премьер-министра с огромной скоростью вращаются шестеренки.
Премьер-министр перевел взгляд на Монику Фигуэролу, за время часового доклада ни разу не открывшую рта. Он увидел необычайно высокую, мускулистую женщину, которая смотрела на него почтительными, полными надежд глазами. Потом повернулся к министру юстиции, несколько побледневшему от всего услышанного.
Под конец премьер-министр глубоко вздохнул, снял очки и надолго устремил взгляд куда-то вдаль.
— Думаю, нам надо налить еще кофе, — наконец сказал он.
— Да, спасибо, — откликнулась Моника Фигуэрола.
Эдклинт кивнул, и министр юстиции налил им кофе из стоявшего на столе термоса.
— Позвольте мне обобщить, чтобы быть уверенным, что я вас правильно понял, — сказал премьер-министр. — Вы подозреваете, что внутри Службы государственной безопасности существует группа заговорщиков, действия которой выходят за рамки их конституционных обязанностей, и что данная группа в течение ряда лет занималась чем-то, что может быть расценено как преступная деятельность.
Эдклинт кивнул.
— И вы пришли ко мне, поскольку не доверяете руководству Службы государственной безопасности?
— В общем, да, — ответил Эдклинт. — Я решил обратиться прямо к вам, поскольку деятельность такого рода противоречит конституции, но я не знаю цели заговора и не уверен, все ли я правильно понимаю. Возможно, сама деятельность легитимна и санкционирована правительством. В таком случае я рискую совершить действия, основанные на ошибочной или неверно понятой информации, и тем самым сорвать проводимую тайную операцию.
Премьер-министр посмотрел на министра юстиции. Оба понимали, что Эдклинт подстраховывается.
— Я ни о чем подобном не слышал. Вам об этом что-нибудь известно?
— Абсолютно ничего, — ответил министр юстиции. — Ни в одном из известных мне отчетов Службы государственной безопасности нет ничего, что бы на это указывало.
— Микаэль Блумквист считает, что это какая-то фракция внутри СЭПО. Он называет ее «Клуб Залаченко».
— Я даже никогда не слышал о том, что Швеция приняла и содержала русского перебежчика такого масштаба… Значит, он перебежал во времена правительства Фельдина…
Эдклинт откашлялся.
— Буржуазное правительство передало бразды правления Улофу Пальме. Не секрет, что кое у кого из моих предшественников в ГПУ/Без сложилось о Пальме специфическое представление…
— Вы хотите сказать, что кто-то забыл проинформировать социал-демократическое правительство?
Эдклинт кивнул.
— Я хочу напомнить, что Фельдин занимал свою должность два срока. Оба раза правительство раскалывалось. Сперва Фельдина в семьдесят девятом году сменил Ула Ульстен, с правительством меньшинства. Потом правительство еще раз раскололось, когда его покинули умеренные, и Фельдин правил вместе с Народной партией. Можно предположить, что при этих передачах власти в Объединенной администрации министерств царил некоторый беспорядок. Не исключено даже, что о Залаченко знал такой узкий круг, что премьер-министр Фельдин просто не располагал достаточной информацией и ему нечего было передавать Пальме.