— Дамастес, — прошептала Амиэль, — мне больно.
— Все будет хорошо, — постарался я успокоить ее.
— Дамастес, я не хочу умирать.
— Ты будешь жить.
Однако в моем голосе не было уверенности.
— Я не хочу, чтобы мой ребенок умер. Пожалуйста, помоги мне.
— Сэр, я сейчас же тронусь в путь, — предложил Свальбард. — Если повезет, я доберусь до границы ваших земель за два дня. И вернусь с подмогой. А вы двигайтесь не спеша, в основном ночью, и все будет в порядке.
Ничего лучше я предложить все равно не мог.
— Будьте осторожны, сэр, — продолжал он. — Берегите себя.
Впервые за много лет, что я знал Свальбарда, я слышал от него такие слова. Затем, не теряя времени, он скрылся в темноте.
— Амиэль, — прошептала Маран, — я вспомнила, здесь неподалеку живет одна колдунья. В одной из окрестных деревень. Уверена, она не присоединится к этим ублюдкам. Как только рассветет, я пойду за ней.
— Хорошо, — одобрительно произнес я. — Тебя будет сопровождать Карьян.
— А я останусь с несчастной госпожой, — заверила Маран судомойка. — Мы с господином трибуном позаботимся о ней.
У Амиэль задрожали губы.
— Все в порядке, — едва слышно промолвила она. — Я чувствую, что все хотят мне помочь. Теперь я знаю, что не умру. И мой ребенок тоже будет жить, правда, Дамастес?
— Конечно.
— Хорошо, — снова прошептала Амиэль.
Она уронила руку, и я стиснул ее.
— Маран, возьми меня за другую руку, — прошептала Амиэль. Моя жена опустилась на колени рядом с раненой с другой стороны. — Я вас люблю, продолжала Амиэль. — Люблю вас обоих.
— И я тебя люблю, — прошептал я. Маран эхом повторила за мной эти слова.
— А сейчас, наверное, мне лучше поспать, — сказала Амиэль. — Когда я проснусь, надеюсь, колдунья уже будет здесь, и она сделает так, чтобы мне не было больно.
Она закрыла глаза.
Маран начала беззвучно плакать.
— Ну почему проклятые боги допускают такое? — с жаром прошептала она.
Я беспомощно покачал головой: у меня не было ответа на этот вопрос.
Графиня Амиэль Кальведон скончалась за час до рассвета, больше не приходя в сознание.
Языки пламени с ревом взлетали высоко к небу, затянутому мечущимися тучами, заключая в свои объятия бренные останки Амиэль. Рядом трещал второй погребальный костер, расправляясь с тем немногим, что осталось от тела Праэна.
На площадке стояли триста солдат, в боевых доспехах, с оружием наготове. Свальбарду повезло: недалеко от реки он наткнулся на военный патруль. Тотчас же были отправлены гонцы за основными силами. Дождавшись подкрепления, отряд двинулся по дороге вдоль реки и через полтора дня встретился с нами.
Мы возвратились в Ирригон, и солдаты тщательно прочесали окрестности замка. Всех пленных согнали в наспех обнесенный изгородью загон; каждый день приводили все новых и новых. Мне было на них наплевать, я с радостью освободил бы их всех до одного, осыпав каждого золотом, если бы это вернуло нам Амиэль.
Мы с Маран стояли у догорающих погребальных костров. У нас за спиной дымились развалины Ирригона.
— Все кончено, — прошептала моя жена.
— Что? — спросил я.
— Дамастес а'Симабу, — ее голос прозвучал решительно, не дрогнув. — Объявляю, что отныне между нами все кончено. Того, что было, больше нет и никогда не будет.
— Все кончено, — через некоторое время еще раз прошептала она.
Конечно, нас еще ждала процедура официального развода, но Маран сказала правду. Не оставалось никакой надежды спасти наш брак, нашу совместную жизнь. По крайней мере, у меня остались честь и долг солдата. Вернувшись в Никею, я первым делом забрал из особняка на набережной реки те немногие пожитки, что хотел оставить у себя. Я вернулся в Водяной Дворец. Меня посетил посланник Кутулу, сообщивший о том, что Товиети стали как никогда активны, и посоветовавший перебраться в более безопасное место. Одарив его жесткой натянутой улыбкой, я сказал, что приглашаю негодяев еще раз пожаловать ко мне в гости. Посмотрев на меня, на висящие у меня на поясе меч и кинжал, посланник молча откланялся.
Придя к Кутулу, я рассказал ему о случившемся, в том числе о встрече с Праэном и его дружками и последовавшем за этим созданием отрядов смерти.
— Я подозревал, что речь идет не об обычных шайках наемников, собранных землевладельцами, — нахмурился Кутулу. — Но ты предоставил мне первые свидетельства того, что эти шайки подчиняются единому центру. Очень жалею, что ты не посоветовался со мной после визита твоего шурина — прошу прощения, бывшего шурина.
— Я не доносчик.
Склонив голову набок, Кутулу промолчал.
— А что насчет «конченых людей»? — спросил я. — Теперь у нас есть доказательства того, что ими заправляют Товиети.
— За последний месяц я уже не раз получал подтверждения этой информации, — сказал главный тайный агент. — Во многих районах империи происходят беспорядки, разумеется, с виду спонтанные.
— Но это же очень серьезная проблема.
Я молчал, ожидая ответа. Наконец Кутулу поморщился.
— Всем надо платить, — сказал он. — Даже соглядатаям и убийцам. Быть может, им-то как раз в первую очередь, потому что лучше всего они трудятся за золото.
Но теперь всякое финансирование расследования деятельности Товиети прекращено. Все деньги, получаемые секретной службой, уходят на активный сбор сведений о Майсире. Все до последнего гроша.
— Согласно приказу императора, — нахмурился я.
— Разумеется, — подтвердил Кутулу, и в его глазах сверкнула бессильная ярость.
Я пытался делать вид, что в моей жизни никогда не существовало Маран и мы с ней не были женаты, поэтому избегал появляться в никейском высшем свете, где мог бы встретить ее или ее знакомых. До меня доходили слухи о том, что Маран говорит, что делает, но я старался не обращать на это внимания, хотя меня так и тянуло узнать, как она живет. Хвала Ирису, Джаен и Вахану, не было никаких сведений о том, что она завела себе любовника. В противном случае я вряд ли смог бы совладать с собой.
Но сейчас меня интересовало только одно: армия, в первую очередь молодой гвардейский корпус. Я часто поднимался вверх по реке к Амуру, чтобы лично наблюдать за ходом подготовки. Кроме того, у меня была масса работы с бумагами, в том числе анализ донесений нашей разведки, действующей в Майсире.
Теперь мы с императором встречались гораздо чаще. Тенедос ни разу не заводил разговора о моем разводе, за что я ему был очень признателен. Два-три раза я ловил на себе его сочувствующий взгляд, но этим все и ограничивалось.