— Да. Я часто думал о наших правителях в сходных выражениях.
— А как же Товиети? Как же Тхак?
— Если игнорировать противника, то его как бы не существует. Они правили Нумантией в течение многих поколений, руководствуясь этой политикой. Почему сейчас что-то должно измениться?
Тенедос все еще улыбался, но выражение его лица было совершенно серьезным. Я с трудом взял себя в руки. Что ж, очень хорошо. Что бы ни случилось, я останусь солдатом и продолжу службу. Политика — не мое дело.
— А какое отношение это имеет к моей болезни?
— Вернувшись сюда после завтрака с домициусом, я обдумал положение. Сейчас мне нужно время, чтобы отослать кое-какие сообщения на Север.
— Как вы сделали в тот раз, когда мы вернули кукол?
— Совершенно верно. Возможно, если я достаточно громко протрублю в рожок, то будет уже невозможно заглушить этот сигнал, когда мы явимся в Никею. Поэтому ровно час назад я послал в адрес Совета Десяти сообщение о твоей болезни. Я передал, что мы задержимся на неделю, и извинился за отсрочку. Разумеется, у меня и в мыслях не было уехать одному, поскольку ты обладаешь познаниями в важных военных вопросах, находящихся далеко за пределами моего понимания. Поэтому отплытие «Таулера» будет отложено на несколько дней.
Гнев постепенно стих, и я улыбнулся.
— Насколько сильно мне предстоит заболеть, пока вы будете разыгрывать свою партию?
— Боюсь, ты будешь прикован к постели.
Он протянул мне конверт.
— Однажды в Сайане ты упомянул о том, что тебе хотелось бы провести отпуск на борту одного из юрейских плавучих домов. К сожалению, сейчас не весна и не лето, но это вполне осуществимо.
— Могу я попросить вас об одной услуге, сэр?
— В этом нет необходимости, — ответил Тенедос. — Я уже отдал соответствующие распоряжения. Пожалуй, одну неделю я смогу обойтись без сладкого.
Он взглянул на свой живот, к которому начинала возвращаться прежняя округлость.
— Вчера вечером кто-то заметил, что я набираю вес. Я предпочел бы облик изможденного героя, но, видимо, ничего не поделаешь.
Я хочу, чтобы твое исчезновение осуществилось в течение ближайшего часа. У заднего входа будет ждать карета, которая отвезет тебя и Жакобу в «госпиталь».
Я отсалютовал и торопливо вышел из комнаты.
Жакоба уже была в курсе дела и упаковывала свои пожитки. Я заметил, что она открыла только один чемодан, и спросил, что находится в другом.
— Мои кухонные принадлежности, — ответила она.
— Эти два чемодана — все, что у тебя есть?
— Все, что я желаю иметь в настоящий момент. Когда придет время для других вещей, то думаю, я узнаю об этом. Но сейчас я предпочитаю путешествовать налегке.
Неделя, проведенная на борту плавучего дома, промелькнула как одно мгновение. Увы, мы не воспользовались многими услугами, предоставленными нам по милости Тенедоса. Роскошные обеды слишком часто съедались остывшими, лишь после того, как мы размыкали объятия. Поскольку Жакоба питала к алкоголю не больше пристрастия, чем я сам, дорогие вина так и остались нераспробованными. Мы почти не обращали внимания на зимнее великолепие озера, хотя команда каждый день перевозила нас с места на место.
В основном мы занимались любовью. Иногда это было тщательно спланированное, долгое крещендо в одной из роскошных спален, но чаще дело заканчивалось внезапным порывом страсти.
Однажды, после того как мы разбросали коврики и опрокинули маленький стол, Жакоба, прижавшись щекой к моей груди, сонно пробормотала, что теперь владельцу дома придется долго чистить и проветривать его, потому что теперь каждая комната пропахла мускусом и семенем.
— А может быть, он оставит все как есть, и подыщет среди клиентов какого-нибудь богатого старого козла с молоденькой женой, которая нуждается в возбуждающих средствах.
Я сказал, что рад предоставить такую безвозмездную услугу, но ее колено упирается мне в бок, и не может ли она немного подвинуться?
— Могу, — ответила Жакоба. — Скажи мне, как. Не проверить ли нам, смогут ли мои пятки удобно устроиться у тебя на загривке?
Я решил, что это будет замечательный эксперимент, и мир в очередной раз уплыл куда-то вдаль.
— Похоже, мне нужен отпуск от нашего отпуска, — пробормотал я, когда мы вышли из кареты и направились ко дворцу.
— Слабак, — поддразнила Жакоба. — Я бы с удовольствием вернулась обратно, но сначала надо научить этих тупых юрейских кулинаров отличать сабайон от заварного соуса.
Шеф-повар Тенедоса не пережил путешествия из Сайаны, поэтому Жакоба временно исполняла его обязанности.
Полномочный посол Тенедос обнаружил меня в спальне, где я легкомысленно прилег вздремнуть. Я узнал, что «Таулер» еще не появился, хотя его прибытие ожидалось в самое ближайшее время.
— Мое чародейское чувство утверждает, что ты чудесным образом исцелился, — сказал Тенедос. — Прими мои поздравления.
— Кажется, вы находитесь в хорошем расположении духа, — заметил я.
— Совершенно верно, мой дорогой Дамастес, совершенно верно. Я получил ответы на свои маленькие послания. Из них явствует, что, выслушав наш отчет, Совет Десяти может отказаться от своих вечных колебаний... хотя, по-моему, трусы всегда останутся трусами.
— А что, если ваши опасения подтвердятся? — спросил я. — Мне ненавистна мысль о том, что мои солдаты и все остальные погибли зря.
— Даже не думай об этом, Дамастес. Если сражения не будет здесь и сейчас, то оно начнется в другой день, в другом месте. Историю нельзя повернуть вспять, хотя Совет Десяти так и не усвоил эту истину.
Мое время приближается, и поэтому я хотел поговорить с тобой. Я размышлял о том, как нам обставить свое появление в Никее, и решил, что лучше всего будет сделать его поразительным и экзотичным.
Для этой цели я отыскал нашего хиллмена Йонга, который уже завоевал репутацию самого похотливого сатира в публичных домах этого города. Думаю, шлюхи были только рады увидеть его спину.
Он пришел в восторг от возможности сопровождать нас в этом путешествии, особенно когда я сообщил ему, что подчиняться он будет непосредственно тебе. Он полон решимости перенять твой стиль военного руководства, в чем я желаю ему только удачи.
Тенедос перешел на серьезный тон.
— С нами отправятся также четыре инвалида-пехотинца из роты капитана Меллета. Возможно, когда Совет Десяти увидит этих несчастных людей, потерявших руку, ногу или глаз, они призадумаются, прежде чем замять дело, отделавшись пустыми угрозами.
Тенедос глубоко вздохнул, с видимым усилием сохраняя официальный тон.