Он смахнул серную пыль с пульта управления шлюзом.
— Не работает, конечно. Или попробовать?
— Вреда не будет. Но вряд ли получится.
— Ничего. Тогда придется вручную…
Радостно было следить, как в сплошной выпуклой стене появляется узкая, с волос, щель. Из нее вырвалось облачко пара вместе с клочком бумаги — возможно, какой — то важной запиской. Однако этого никто никогда не узнает: бумажка, быстро вращаясь, исчезла вдали.
Браиловский еще долго крутил маховик, прежде чем мрачная, негостеприимная пещера воздушного шлюза открылась полностью. Тайная надежда Курноу, что работает хотя бы аварийное освещение, тут же рассеялась.
— Теперь командуйте вы, Уолтер. Это территория США.
Но «территория США» не показалась Курноу особо приветливой, когда он осторожно влезал в люк, освещая себе путь рефлектором на шлеме. Впрочем, насколько он мог судить, все было на месте. «А на что еще ты рассчитывал?» — сердито спросил он себя.
Времени на то, чтобы закрыть люк, ушло гораздо больше. Прежде чем крышка окончательно встала на место, Курноу бросил взгляд на адскую панораму Ио.
Возле экватора вскрылось мерцающее синее озеро; всего несколько часов назад его не было и в помине. Вдоль кромки озера плясали яркие желтые всполохи — верный признак раскаленного натрия. Ночной пейзаж прикрывала призрачная паутина плазменного разряда — одного из обычных для Ио полярных сияний.
Здесь было достаточно пищи для многих грядущих кошмаров, а завершал картину мазок, достойный кисти сумасшедшего сюрреалиста. В черное небо, казалось, прямо из пламени объятой пожаром луны вздымался гигантский изогнутый рог — таким, вероятно, видит его в последний миг обреченный тореадор.
Острый серп Юпитера вставал перед двумя кораблями, мчавшимися навстречу ему по параллельным орбитам.
Как только люк закрылся, Курноу и Макс поменялись ролями. Теперь уже Курноу чувствовал себя как дома, Браиловский же очутился в чужой стихии: его угнетала теснота туннелей и внутренних переходов. Разумеется, планировку «Дискавери» он знал, но лишь по чертежам и рисункам. В то время как Курноу несколько месяцев работал внутри еще не законченного «Дискавери–2» и ориентировался в нем буквально с закрытыми глазами.
Они пробирались вперед с трудом — корабль создавался для невесомости, а его неуправляемое вращение приводило к тяжести, хотя и слабой, но направленной всегда в самую неудобную сторону.
— Первое, что надо сделать, — буркнул Курноу, свалившись, словно в колодец, в очередной коридор и лишь через несколько метров за что — то ухватившись, — это остановить чертово вращение. Но нужна энергия. Надеюсь, Дэйв Боумен все обесточил, прежде чем навсегда покинуть корабль.
— Навсегда? А если он собирался вернуться?
— Не исключено. Но вряд ли мы это узнаем — даже если знал он сам.
Они достигли «Горохового стручка» — бортового космического гаража. Когда — то здесь помещались три «горошины» — три одноместные сферические капсулы для работы в открытом космосе. На месте оставалась только одна. Первая пропала после гибели Фрэнка Пула. Вторая находилась сейчас с Дэйвом Боуменом, где бы тот ни был.
На вешалках висели два скафандра без шлемов, неприятно похожие на обезглавленные тела. Не требовалось особого воображения — а оно у Браиловского работало сейчас сверх меры, — чтобы наполнить корабль целым зверинцем зловещих обитателей.
Курноу, естественно, не мог упустить удобного случая.
— Макс, — произнес он совершенно серьезно, — что бы ни произошло, умоляю: не гоняйтесь за корабельным котом.
Браиловскому стало не по себе. Он едва не ответил:
«Зря вы вспомнили об этом», — но сдержался. Не стоило обнаруживать слабость. Он сказал:
— Хотел бы я знать, кто подсунул нам этот жуткий фильм.
— Наверняка Катерина, — предположил Курноу. — Чтобы испытать нашу психическую устойчивость. Неделю назад, по — моему, он показался вам очень смешным.
Браиловский промолчал — Курноу был прав. Но одно дело теплая светлая кают — компания «Леонова», и совсем другое — ледяное темное чрево мертвого корабля, населенного привидениями. Даже самый несуеверный человек легко вообразил бы здесь неумолимого чужака, рыскающего по коридорам в поисках очередной жертвы…
«Все ты, бабушка, виновата, — подумал Макс. — Прости, родная, пусть земля сибирская будет тебе пухом.
Но виновата ты и те страшные сказки, которыми ты забила мне голову. До сих пор, стоит закрыть глаза, и я ясно вижу избушку на курьих ножках посреди лесной глухомани…
Но стоп. Я — способный молодой инженер. Передо мной самая сложная в моей жизни техническая задача. И моему американскому другу совсем необязательно знать, что иногда я просто испуганный мальчик…»
Его раздражали шумы: их было слишком много. Такие слабые, что лишь опытный космонавт различил бы их в шорохе собственного скафандра. Но Максу Браиловскому, привыкшему работать в мире полного безмолвия, они действовали на нервы, хотя он и знал, что все эти скрипы и трески вызваны перепадом температур: корабль вращался, будто жаркое на вертеле. Несмотря на удаленность от Солнца, разница температур на свету и в тени была значительной.
Даже привычный скафандр стал неудобен — снаружи появилось давление. Силы, действующие на сочленения, слегка изменились, и трудно стало рассчитывать движения. «Ты новичок, — сердито напомнил он себе, — придется всему учиться сначала. И пора сменить настроение, сделать что-нибудь этакое…»
— Уолтер, — сказал он. — Я хочу глотнуть здешнего воздуха.
— Что ж, давление в порядке. Температура… ого, сто пять ниже нуля!
— Да, бодрящий сибирский мороз. Но воздух в моем скафандре остынет не сразу.
— Тогда валяйте. А можно, я посвечу на ваше лицо? Чтобы не пропустить момент, когда оно посинеет… И говорите что-нибудь.
Браиловский поднял прозрачное забрало шлема и вздрогнул: казалось, невидимые ледяные пальцы впились в щеки. Он осторожно потянул воздух, затем вдохнул глубже.
— Холодно… Но до легких пока не дошло. И странный запах. Затхлый, гнилой… будто что — то… О нет!
Сильно побледнев, Браиловский захлопнул забрало.
— В чем дело, Макс? — спросил Курноу с внезапной и на этот раз неподдельной тревогой. Браиловский не ответил; казалось, его вот — вот стошнит. В скафандре это грозная, иногда смертельная, опасность.
После некоторого молчания Курноу сказал:
— Я понял, но вы наверняка ошибаетесь. Пул, как мы знаем, остался в космосе. Боумен доложил, что… отправил за борт остальных. Тех, кто умер в анабиозе. Несомненно, он так и сделал. Здесь пусто. К тому же холодно. — Курноу чуть не добавил: «Как в морге», — но сдержался.
— Предположим, — тихо сказал Браиловский, — что Боумену удалось вернуться и он умер здесь…