Ганнибал | Страница: 35

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Последний раз Пацци выставлял синий плакат Монстра в Америке. Этот символ своей победы он повесил на стене Отдела изучения моделей поведения и по просьбе агентов ФБР поставил на нем автограф. Агенты прекрасно знали его, восхищались им и приглашали к себе домой. Он и жена были самыми желанными гостями на побережье Мэриленда.

Стоя у темного парапета и глядя на свой древний город, он вдыхал солоноватый воздух Чесапикского залива и видел свою супругу на пляже. На ее ногах были новые белые кроссовки.

В Квонтико Пацци показали изображение Флоренции как некий раритет. Это был вид города с того места, где он сейчас находился. Лучшего вида старой Флоренции, чем с Форте ди Бельведере, не существовало. Но изображение было черно-белым. Это был рисунок карандашом, с нанесенными углем тенями. Самым интересным в рисунке было то, что он был сделан на оборотной стороне фотографии американского серийного убийцы доктора Ганнибала Лектера. Ганнибала — Каннибала. Лектер нарисовал Флоренцию по памяти, и рисунок висел в его камере в психушке, месте столь же унылом, как и сам Форте ди Бельведере.

Пацци не знал, в какой именно момент его осенила эта замечательная идея. Но он не сомневался в том, что ее породило слияние нескольких образов: реальной Флоренции, раскинувшейся у его ног, рисунка, который только что всплыл в его памяти, плаката Монстра и объявления о розыске, напечатанного по заказу Мейсона Вергера. Это объявление висело в рабочем кабинете Пацци, и на нем был изображен доктор Ганнибал Лектер. За сведения, обеспечивавшие арест доктора Лектера, Мейсон Вергер обещал огромную награду. Кроме того, в плакате сообщались некоторые важные детали о преступнике. В частности, там говорилось:

ДОКТОР ЛЕКТЕР ВЫНУЖДЕН ПРЯТАТЬ КИСТЬ ЛЕВОЙ РУКИ. НЕЛЬЗЯ ИСКЛЮЧАТЬ, ЧТО ОН МОЖЕТ ПОПЫТАТЬСЯ ПРОВЕСТИ НА НЕЙ ХИРУРГИЧЕСКИЕ ИЗМЕНЕНИЯ, ТАК КАК СВОЙСТВЕННАЯ ЕМУ ПОЛИДАКТИЛЬНОСТЬ (ЛИШНИЕ ПАЛЬЦЫ НА РУКЕ) — ЯВЛЕНИЕ ВЕСЬМА РЕДКОЕ И СПОСОБСТВУЕТ ЕГО ИДЕНТИФИКАЦИИ.

На руке, в которой доктор Фелл держал очки, имелся шрам. Детальный рисунок Флоренции на стене в его камере. Откуда пришла эта идея? Может быть, ее родил освещенный город, на который он смотрел с высоты? А может быть, она спустилась с темных небес? И почему предвестником этой идеи стал привкус солоноватого бриза, дующего с залива Чесапик?

Как ни странно для человека, мыслящего образами, открытие на сей раз пришло в сопровождении звука. Так звучит крупная капля при падении на поверхность стоячей воды,

Ганнибал Лектер бежал во Флоренцию.

Бульк!

Ганнибал Лектер — не кто иной, как доктор Фелл .

Внутренний голос твердил ему, что он, не выдержав моральных мук, сошел с ума и теперь, как тот скелет в клетке, ломает зубы о железные решетки своей тюрьмы.

Пацци не помнил, каким образом оказался у ворот Ренессанс, ведущих из Бельведера на узкую, круто сбегающую вниз, извилистую улицу Коста ди Сан-Джорджио. По этой улице до сердца Старой Флоренции было не более километра. Казалось, что ноги сами тащат его по булыжной мостовой, заставляя шагать быстрее, чем ему хотелось. Ринальдо Пацци внимательно смотрел перед собой, разыскивая глазами человека, именуемого доктором Феллом, поскольку именно по этой улице должен был идти домой доктор. Дойдя до середины склона, Пацци свернул на улицу Коста Скарпуччиа. Продолжив спуск уже по ней, Главный следователь оказался у самой реки на виа де Барди. Совсем рядом находился палаццо Каппони — обиталище доктора Фелла.


Запыхавшийся от быстрого спуска Пацци нашел темное местечко как раз напротив дворца. Это был вход в подъезд жилого дома. Если кто-то пойдет мимо, можно будет повернуться спиной и сделать вид, что нажимаешь на кнопку звонка.

Света в окнах дворца не было, и Пацци со своего места мог заметить красный глазок телекамеры над тяжелой двустворчатой дверью. Он не знал, работает ли камера постоянно или только тогда, когда кто-то звонит в дверь. Камера стояла в довольно глубокой нише и, как считал Пацци, вести наблюдение вдоль фасада не могла.

Он прождал полчаса, прислушиваясь к своему дыханию, но доктор так и не появился. Возможно, он уже был дома, но свет почему-то зажигать не стал.

Улица была совершенно пустынна. Пацци быстро перебежал на противоположную сторону и прижался к стене.

Из дома до него едва-едва долетал какой-то звук. Чтобы лучше слышать. Главный следователь приник ухом к решетке окна. Клавикорды. Кто-то играет баховские «Вариации на тему Гольдберга». И играет очень хорошо.

Надо выждать, хорошенько проследить и все тщательно взвесить. Рано сливать лоток. Золото еще не намыто. Надо подумать, как поступить. Ему вовсе не улыбалось второй раз оказаться в дураках.

Когда Главный следователь Ринальдо Пацци снова пятился в тень на противоположной стороне улицы, последним на свету оставался кончик его носа.

Глава 21

Согласно легенде, христианский мученик святой Миниато поднял с песка римского цирка свою отрубленную голову и, взяв ее под мышку, прошагал до склона холма на противоположном берегу реки, где с тех пор и покоится в великолепной церкви, получившей его имя.

Тело святого Миниато, широко расправив плечи, а может быть, и сгорбившись, прошествовало, вне всякого сомнения, по той улице, где мы с вами сейчас находимся — по виа де Барди. В город пришел вечер, и улица опустела. Выложенные замысловатым узором камни мостовой блестят под мелким зимним дождем, недостаточно холодным даже для того, чтобы убить стойкий кошачий запах. Мы с вами находимся среди дворцов, сооруженных шесть сотен лет тому назад князьями коммерции — созидателями правителей и великими ценителями флорентийского искусства эпохи Ренессанса. На расстоянии полета стрелы от нас, на противоположном берегу Арно, видны злобные зубья парапета палаццо Веккьо на пьяцца Синьориа — на площади, где был повешен, а затем сожжен монах по имени Савонарола и где находится Галерея Уффици с сотнями распятых в ней Христов.

Эти семейные дворцы, законсервированные усилиями современной итальянской бюрократии, стоят тесно прижавшись друг к другу, внешне очень похожие на унылые тюремные здания. Но в чреве своем они прячут просторные и молчаливые залы с высокими потолками и стенами, задрапированными или обитыми истлевающим шелком. Этих залов никто не видит, хотя их стены вот уже многие, многие годы украшают менее известные картины самых великих мастеров Ренессанса, и лишь вспышки столь редких в этих местах молний иногда выхватывают эти картины из постоянно окружающей их тьмы.

Вот здесь, совсем рядом с вами, стоит дворец, принадлежавший когда-то семейству Каппони — семейству, славившемуся целую тысячу лет. Один из Каппони разорвал и швырнул в лицо французскому королю предъявленный тем ультиматум, а другой Каппони даже занимал Святой престол.

В окнах палаццо Каппони за тяжелыми металлическими решетками сейчас нет света. Кольца, в которых когда-то ярко пылали факелы, опустели. В старинном, покрытом волосными трещинами стекле вон того окна вы видите оставшееся еще с сороковых годов отверстие от пули. Подойдем ближе. Приложите ухо к холодному металлу так, как до вас это сделал полицейский, и прислушайтесь. До вас донесется едва слышный звук клавикордов. Кто-то играет баховские «Вариации на тему Гольдберга» — играет не безукоризненно, хотя и очень хорошо, демонстрируя прекрасное понимание музыки. Игру нельзя назвать совершенной лишь потому, что левая рука исполнителя чуть-чуть зажата.