Он попытался успокоиться и подумать трезво. Надо было либо выжидать, либо как-то отсюда выбираться. Если противник не ушел, второй вариант решительно не подходит. Однако если он станет сидеть и ждать, тот сможет спокойно дойти до Укрепления, найти его и расстрелять с близкого расстояния.
«Ему (или ей?) неизвестно, пошел я направо или налево», — прикинул Микаэль свои шансы.
Ружье, возможно, штуцер для охоты на лося. Вероятно, с оптическим прицелом. Если стрелявший следил за ним через линзу, значит, у него ограниченный обзор.
«Если ты в затруднительном положении — бери инициативу на себя».
Это лучше, чем ждать. Он высидел еще две минуты, прислушиваясь к звукам, затем вылез из траншеи и как мог быстро скатился с обрыва.
Третий выстрел раздался, когда он был уже на полпути к зарослям, но пуля прошла на большом расстоянии от него. В следующее мгновение Микаэль с размаху бросился сквозь занавес молодых побегов и прокатился через море крапивы. Потом сразу вскочил на ноги и, пригнувшись, побежал в сторону от стрелка. Метров через пятьдесят он остановился и прислушался. Где-то между ним и укреплениями хрустнула ветка. Он беззвучно прильнул к земле.
«Ползание посредством скольжения» было другим любимым выражением капитана Адольфссона. Микаэль преодолел следующие сто пятьдесят метров ползком, прячась в траве и кустах. Дважды он слышал в зарослях внезапное потрескивание. Первый раз оно вроде раздавалось в непосредственной близости, возможно, метров на двадцать правее того места, где он находился. Микаэль лежал совершенно неподвижно. Через минуту он осторожно поднял голову и огляделся, но никого не увидел. Он довольно долго пролежал не шевелясь, с напряженными до предела нервами, готовый к дальнейшему бегству или, возможно, к отчаянной схватке, если противник пойдет прямо на него. Но в следующий раз потрескивание донеслось с гораздо более дальнего расстояния. Потом наступила тишина.
«Он знает, что я здесь. Вопрос в том, устроился он где-нибудь здесь и ждет, когда я зашевелюсь, или же убрался восвояси».
Он продолжал двигаться ползком, пока не добрался до изгороди пастбища Эстергорда.
Это был следующий критический момент. Вдоль изгороди шла тропинка. Микаэль лежал плашмя и приглядывался. Впереди, метрах в сорока, на невысоком холме, виднелись дома, а справа от них паслась дюжина коров.
«Почему никто не услышал выстрелы и не заинтересовался? Сейчас лето, может быть, никого и нет дома».
О том, чтобы выйти на пастбище, не могло быть и речи — там он будет представлять собой отличную мишень. С другой стороны, соберись он сам пристрелить кого-нибудь, он бы расположился именно на прямой тропинке вдоль изгороди. Он осторожно продолжил путь сквозь кусты, пока они не закончились и не начался редкий сосновый лес.
Микаэль пошел домой в обход, вокруг хозяйства Эстергорд и горы Сёдербергет. Проходя мимо хутора, он отметил, что машины на месте нет. На вершине горы он остановился и взглянул на Хедебю. В старых рыбацких сараях возле лодочной гавани разместились дачники; на мостках сидели и беседовали несколько женщин в купальниках. В воздухе разносился запах гриля, в гавани возле мостков плескались ребятишки.
Он посмотрел на часы — было начало девятого. Стреляли пятьдесят минут назад. Гуннар Нильссон, обнаженный до пояса и в шортах, поливал у себя на участке газон.
«Сколько времени ты уже поливаешь?» — мысленно спросил Микаэль.
В доме Хенрика никого не было, кроме домоправительницы Анны Нюгрен. Дом Харальда, как всегда, казался необитаемым. Вдруг Микаэль увидел Изабеллу, сидевшую в саду, позади своего дома. Она, похоже, с кем-то разговаривала. Буквально через секунду Микаэль сообразил, что ее собеседница — болезненная Герда Вангер, 1922 года рождения, проживающая с сыном Александром Вангером в одном из домов, по другую сторону от Хенрика. Он никогда с ней не встречался, но несколько раз видел ее на участке возле дома. Дом Сесилии казался пустым, но вдруг Микаэль увидел, что у нее на кухне зажегся свет.
«Она дома, — отметил он. — Может, стреляла женщина?»
Он ни секунды не сомневался в том, что Сесилия умеет обращаться с ружьем. Вдали ему была видна машина Мартина Вангера, стоящая во дворе перед домом.
«Сколько времени ты уже дома?»
Или это кто-то, о ком он еще не подумал? Фруде? Александр? Слишком много возможностей.
Микаэль спустился с горы, прошел по ведущей в селение дороге и, никого не встретив, отправился прямо к себе домой. Первое, что он увидел, была приоткрытая входная дверь, и он невольно присел. Потом до него донесся запах кофе, а в окне кухни мелькнула Лисбет Саландер.
Лисбет услышала, как Микаэль вошел в прихожую, обернулась ему навстречу и застыла. Его лицо, перемазанное сохнущей кровью, выглядело жутко. Левая сторона белой футболки вся пропиталась красным. Он сразу взял и прижал к голове тряпку.
— Ничего страшного, это просто царапина, но под волосами они дьявольски кровоточат, — объяснил Микаэль, прежде чем она успела что-либо сказать.
Она повернулась и достала коробку с перевязочным материалом, но там нашлись лишь две упаковки пластыря, средство от комаров и маленький рулон хирургического пластыря. Микаэль стянул одежду, бросил ее на пол, а потом пошел в ванную и посмотрелся в зеркало.
Рана на виске оказалась приблизительно три сантиметра длиной и такой глубокой, что Микаэль мог приподнять большой кусок оторванной кожи. Рана продолжала кровоточить, и ее следовало бы зашить, но он подумал, что, если заклеить ее пластырем, она, вероятно, заживет. Он намочил полотенце и обтер лицо.
С полотенцем у виска он встал под душ и закрыл глаза. Потом ударил кулаком о кафель с такой силой, что поцарапал костяшки.
«Иди ты… — подумал он. — Я тебя поймаю».
Когда Лисбет коснулась его руки, он вздрогнул, как от удара током, и уставился на нее с такой злобой, что она невольно отступила. Она дала ему мыло и, ни слова не говоря, ушла обратно на кухню.
Закончив мыться, Микаэль наложил на рану три куска хирургического пластыря. Потом пошел в спальню, надел чистые голубые джинсы и новую футболку и прихватил папку с распечатанными фотографиями.
— Оставайся тут, — прорычал он Лисбет Саландер.
Он дошел до дома Сесилии Вангер и приставил руку к звонку. Звонил он минуты полторы, прежде чем она открыла.
— Я не желаю с тобой встречаться, — сказала она.
Потом взглянула на его голову, на которой сквозь пластырь снова выступила кровь.
— Что это у тебя?
— Впусти меня. Нам необходимо поговорить.
Она заколебалась:
— Нам не о чем разговаривать.
— Теперь нам есть о чем говорить, и тебе придется выбирать: либо беседовать со мной здесь, на ступеньках, либо на кухне.