— Этот парень казался просто неуязвимым. Как бы его ни побили, ему все было нипочем — отряхнется и продолжает бой. Выяснилось, что он страдает редчайшей болезнью, которая называется congenital analgesia
— Congenital… и как там дальше?
— Analgesia. Я посмотрел по справочнику. Это наследственный генетический порок, при котором передающая субстанция в нервных синапсах не функционирует должным образом. Он нечувствителен к боли.
— Господи! Так для боксера это же, наверное, просто дар божий!
Паоло Роберто покачал головой.
— Напротив. Эта болезнь, можно сказать, опасна для жизни. Большинство больных врожденной анальгезией умирают в сравнительно молодом возрасте, лет двадцати — двадцати пяти. Боль — это тревожная сигнализация организма, которая предупреждает, что что-то не в порядке. Если ты положишь руку на раскаленную плиту, то боль заставит быстро ее отдернуть. А при этой болезни ты даже ничего не заметишь, пока не запахнет паленым мясом.
Малин и Эрика посмотрели друг на друга.
— Вы это серьезно? — спросила Эрика.
— Абсолютно серьезно. Рональд Нидерман не чувствует совершенно ничего и идет по жизни словно под мощным местным наркозом. Ему удалось прожить так долго, потому что в его случае этот недостаток компенсируется другим врожденным свойством. Он обладает исключительными физическими данными, у него необычайно крепкий костяк, и это делает его почти что неуязвимым. Его природная сила уникальна. И по-видимому, на нем все очень быстро заживает.
— Как я теперь понимаю, матч с ним был очень интересный.
— Да уж! Не хотел бы я его повторить. Единственное, что на него произвело какое-то впечатление, это когда Мириам By двинула его в пах. На несколько секунд он даже рухнул на колени… Вероятно, это случилось потому, что такого рода удар вызывает какую-то моторную реакцию, так как боли он и тут не почувствовал. Можете мне поверить, я на его месте вообще упал бы замертво.
— Но как же тебе удалось его победить?
— Люди с его болезнью, разумеется, так же подвержены травмам, как и все остальные. Хотя этот Нидерман действительно, кажется, сделан из бетона. Но когда я треснул его по башке доской, он повалился. Наверное, он получил сотрясение мозга.
Эрика взглянула на Малин.
— Я сейчас позвоню Микаэлю, — сказала та.
Микаэль услышал сигнал мобильного телефона, но был так взволнован, что отозвался только на пятый звонок.
— Это Малин. Паоло Роберто, кажется, узнал, кто такой этот белокурый гигант.
— Очень хорошо, — рассеянно отозвался Микаэль.
— Где ты?
— Трудно объяснить.
— У тебя какой-то странный голос.
— Извини! Что ты сказала?
Малин вкратце передала ему рассказ Паоло Роберто.
— О'кей, — сказал Микаэль. — Попробуй, опираясь на это, отыскать его в каком-нибудь регистре. Похоже, все проясняется. Позвони мне на мобильник.
К удивлению Малин, он на этом и отключился, даже не попрощавшись.
Микаэль в это время стоял у окна, из которого открывался роскошный вид на Старый город до самого взморья. Он чувствовал себя оглушенным и почти потрясенным. Он осмотрел квартиру Лисбет Саландер. Направо от прихожей в ней располагалась кухня. Затем шли гостиная, кабинет, спальня и в конце маленькая комнатка для гостей, в которой, по-видимому, никто еще не бывал: матрас оставался в пластиковом чехле, простыни не постелены. Вся мебель выглядела новенькой, словно только что из магазина «ИКЕА».
Но дело было не в этом.
Лисбет Саландер купила прежние апартаменты Перси Барневика [87] стоимостью в двадцать пять миллионов. Общая площадь квартиры составляла 350 квадратных метров.
Потрясенный Микаэль бродил по пустынным и безлюдным коридорам и залам с фигурным паркетом из различных пород дерева и обоями «Триша гильд» на стенах, о которых Эрика Бергер говорила с восторженным придыханием. В центре квартиры находилась прелестная светлая гостиная с камином, в котором Лисбет, судя по всему, ни разу не разжигала огонь. С громадного балкона открывался потрясающий вид. Здесь имелись прачечная, сушильня, гимнастический зал, кладовка и ванная комната с ванной колоссальных размеров. Здесь даже был винный погреб, совершенно пустой, если не считать нераспечатанной бутылки портвейна «Quinta do Noval» урожая 1976 года. Микаэлю трудно было представить себе Лисбет с бокалом портвейна в руке. На приложенной к бутылке карточке было написано, что это подарок к новоселью от маклера.
Кухня была оборудована всеми возможными приспособлениями в придачу к сверкающей чистотой французской плите с газовой духовкой марки «Коралли шато 120», о которой Микаэль даже не слыхал и на которой Лисбет, вероятно, кипятила чайник.
Зато кофеварку для приготовления кофе эспрессо, стоявшую на отдельном столике, он рассмотрел с почтительным вниманием. Это был аппарат марки «Jura Impressa X» с отдельным приспособлением для охлаждения молока. Кофеваркой, по-видимому, тоже не пользовались, скорее всего, она уже стояла на кухне, когда Лисбет купила квартиру. Микаэль знал, что кофеварка марки «Jura» — это то же, что среди автомобилей «роллс-ройс»: домашний аппарат для профессионального приготовления кофе ценой примерно семьдесят тысяч крон. У самого Микаэля был аппарат значительно более скромной марки, купленный им в «Джон Уолл» за три с половиной тысячи крон — одна из немногих экстравагантных вещей в его домашнем хозяйстве.
В холодильнике имелся открытый пакет молока, сыр, масло, икра и полбанки соленых огурцов, в буфете — четыре полупустые баночки витаминов, чай в пакетиках, кофе для простецкой кофеварки, стоявшей на кухонном столике, две ковриги хлеба и пакет сухариков. На обеденном столе красовалась корзинка с яблоками. В морозилке лежали рыбная запеканка и три пачки бекона. Никакой другой еды Микаэль в квартире Лисбет не обнаружил. В мешке для мусора под стойкой для посуды рядом с роскошной плитой он нашел несколько пустых упаковок из-под пиццы.
Все это очень плохо сочеталось между собой. Украв несколько миллиардов, Лисбет приобрела квартиру размером с хорошую усадьбу, однако ей хватало для жизни трех комнат, которые она обставила мебелью. Остальные восемнадцать стояли пустынные и заброшенные.
Обход квартиры Микаэль закончил в кабинете. На стенах не было ни картин, ни даже постеров, нигде ни единого цветочка, ни ковриков, ни покрывал, ни единой декоративной вазы, подсвечника или сувенирной безделушки, которые создавали бы подобие домашнего уюта или просто хранились бы как память.
Микаэль почувствовал, как у него сжалось сердце. Ему захотелось найти Лисбет и обнять ее.