День, когда Мила выходила на свободу, стал для Феди траурным. Она не хотела расставаться со своей Снежной королевой. А уж если расставание неизбежно, так хоть бы попрощаться по-человечески. Обнять, поцеловать… А Миледи даже не смотрит в ее сторону! И так Феде горько стало, что выхватила она из-под одеяла заточку и кинулась на отвергнувшую ее Милу.
Демарш Федоры был замечен только Иркой, которая тут же бросилась наперерез разъяренной Милиной воздыхательнице, чтобы выхватить у нее оружие. Но слоноподобная Федя оттолкнула тщедушную Ирку, как котенка. Та пролетела метров пять и так неудачно упала, что сломала несколько костей правой ноги. От боли Ирка потеряла сознание, но, когда очнулась, узнала, что жертва ее была не напрасной. Мила, привлеченная шумом, обернулась, увидела Федю с заточкой и смогла увернуться от удара. Потом прибежали охранницы, скрутили Федору, увели Милу, а Ирку отнесли в изолятор.
С тех пор Мила и считала Ирку своей спасительницей. Ирка знала об этом, но не собиралась требовать возвращения «долга». Она не считала свой поступок героическим. А что хромой после «подвига» осталась, так никто не виноват. Даже Федя, и та косвенно. Просто стечение обстоятельств.
Но Мила считала иначе, посему и взялась помогать Ирке с энтузиазмом, как будто на кон была поставлена судьба всего человечества…
– Завтра же мы тебя сюда перевезем, – продолжала сейчас разработку плана Мила. – Займешь гостевую комнату. Она на втором этаже, а наша с Пашей спальня на первом, и ты нам нисколько не помешаешь. А то знаю я тебя и твою деликатность…
– Хорошо, – покладисто согласилась Ирка.
– А пока мы занимаемся твоим преображением, Макс нам еще кого-нибудь разыщет. Да, Макс?
Тот утвердительно кивнул, а потом вдруг улыбнулся. Улыбка сверкнула лишь на миг, но Ирке и мига было достаточно, чтобы увидеть совсем другого Макса. Оказывается, у него ямочка на правой щеке. И нос чуть вздернутый. А когда губы растягиваются в улыбке, уголки карих глаз поднимаются вверх, и вид у Макса становится какой-то по-детски озорной…
Заметив Иркин взгляд, Макс тут же стал серьезным, если не сказать – суровым. Деловито собрав бумаги в свою сумку, он сухо попрощался, пообещал звонить и покинул Милину квартиру.
Когда дверь за Максом закрылась, Миледи обернулась к Ирке, серьезно посмотрела ей в лицо и сказала:
– Я была в него влюблена.
– В Макса? – зачем-то переспросила Ирка, хотя понимала, о ком речь. – Но он же совсем не твой типаж – далеко не красавец…
– Да, знаю. В том-то и весь парадокс.
– Тогда почему он еще не твой?
– Не осмелилась.
– Ты? – не поверила Ирка. Она знала, какой напористой, а порой развязно наглой бывала Мила с мужчинами.
– И на старуху бывает проруха, – немного смущенно улыбнулась она. – Я все ждала, что он сам… Женщины у него нет, сразу было видно, а тут я, почти голая, в кровати… И он ухаживает за мной, переодевает, обтирает меня, беспамятную…
– Он даже попытки не предпринял?
Мила отрицательно покачала головой.
– Может, проблемы у него? Я имею в виду сексуального плана?
– Нет у него никаких проблем. Я видела, чувствовала – он возбуждался. А потом, как Челентано в кино, дрова ходил рубить. – Она тяжело вздохнула: – Наверное, дал себе обет воздержания…
На самом деле никакого обета Макс не давал. Просто в какой-то момент своей жизни решил, что отныне будет заниматься сексом только с любимой женщиной (иначе это просто блуд), а Милу он не любил. Да, он восхищался ее красотой, она возбуждала его, но сердце его при взгляде на роскошную женщину было спокойным. Другого бы это не остановило. Да и самого Макса раньше не останавливало – он занимался быстрым сексом с малознакомыми девушками в купе поезда, например, или в кабинке ресторана, а когда таких случаев не подворачивалось, обращался к услугам продажных женщин. Но теперь он стал другим, и душа его требовала любви. После стольких лет Максу вновь хотелось испытать это чувство. Чувство, которое ему довелось пережить дважды, и дважды же из-за него попасть в беду…
Он вырос в неблагополучной семье. Отец много пил, мало работал, что не мешало матери рожать от него детей. Братьев и сестер у Макса было восемь. Естественно, что материнского внимания на всех не хватало, не говоря уж о любви. Порой Максу казалось, что она вообще никого из них не любит, а рожает лишь потому, что не хочет идти работать. А тут государство платит то декретные, до детские плюс льготы многодетным и бесплатные обеды в школе. Короче, худо-бедно жили. С голоду не пухли, а что в обносках ходили, так ничего страшного, от этого не умирают.
По окончании восьми классов Макс пошел в ПТУ и выучился на шофера. Получив права и диплом, был призван в армию. И если других провожали родители, друзья, подруги, то Макса лишь старшая сестра – мать опять была на сносях, отец в очередном запое, приятелей забрали раньше него, а девушки у парня не было. Те, кто нравился ему, брезгливо морщились при взгляде на его одежонку, а девицы его «круга» не привлекали Макса. В итоге в армию он ушел девственником.
Часть, в которой Максу надлежало отбыть два года службы, была образцово-показательной. Кормили отлично, и никакой дедовщины. И все бы хорошо, если б не ротный Макарский, невзлюбивший Макса с первых дней. Надо сказать, что майор терпеть не мог практически всех солдат, делая исключение только для тех, кто стучал ему на своих товарищей, но Максима Савина просто ненавидел. Беспричинно, но от этого не менее сильно. Так что львиная доля издевательств ротного-мизантропа пришлась на долю Макса. Он чаще всех чистил в уборной толчки зубной щеткой, «стоял на тумбочке», бегал кроссы в полном обмундировании. Его будили среди ночи, чтобы послушать, как звучит один из пунктов военного устава. Его не отпускали в увольнение. Его письма не доходили до адресатов…
Но все это было ерундой, все это можно было вытерпеть. Кошмар начался, когда Макс влюбился. Звали девушку Машей. Она была одной из «солдатских невест». Был в их маленьком военном городке такой тип девушек. Разбитные, бесшабашные, как правило, не очень хорошо устроенные, они скрашивали казарменную солдатскую жизнь, даря паренькам свое внимание и не очень умелые, но пылкие ласки. Маша была из их числа. Пухленькая, симпатичная хохотушка, лазившая через забор части ради встреч со своей любовью – таджиком Алимом.
Когда Алим демобилизовался, Маша переключилась на армянина Артура, потом на украинца Гришку, а в конечном итоге – на Макса. И если все предыдущие ее ухажеры испытывали к девушке лишь потребительский интерес, то Макс в Машу по-настоящему влюбился. А поскольку чувство это было для него в новинку, то скрыть его он не смог. За что и поплатился. Казарменные стукачи тут же донесли ротному об «амурах» рядового Савина. И Макарский начал изощренную психологическую пытку. Для начала он застукал девушку в тот момент, когда она пробиралась в казарму, застращал ее, склонил к сексу, а потом громко, чтобы несший вахту рядом с его кабинетом Макс слышал, смачно рассказывал друзьям, сколько раз и в каких позах имел «толстозадую шлюшку»… Макарский забавлялся! Знал бы он, чем его «забавы» кончатся, поостерегся бы, но ротный так увлекся, что не заметил, как Макс из затравленного паренька стал превращаться в свирепого, жаждущего мести мужчину. И вот пришел тот день, когда Макс не выдержал. Он ворвался в кабинет ротного, схватил со стола его «макаров» и выпустил в обидчика четыре пули. Пятой он собирался убить себя, но передумал. Вернув пистолет на место, он пошел сдаваться.