— Да? — проговорил он, не поднимая глаз.
Оптион стал навытяжку.
— Разреши доложить о прибытии трибуна Квинта Лициния Катона, господин.
— Да-да, один момент, — автоматически пробормотал центурион, прежде чем осознал услышанные слова. Он посмотрел вверх — на оптиона, потом перевел взгляд на Катона: — Это трибун? Что за ерунду ты городишь?
— Чистая правда, господин. Он показал мне свои документы.
— В самом деле? Позволь и мне посмотреть.
Катон нетерпеливым жестом достал свое письмо. Центурион внимательно прочитал его, тщательно обследовал печать, после чего с шумом вздохнул и, наконец, повернулся к Катону.
— Похоже, что подлинное. Что привело тебя к нам, трибун? Кораблекрушение и спасение на рыбацкой лодке, судя по запаху.
— Я прибыл к легату по делу огромной важности. Меня послал сенатор Семпроний, исполняющий обязанности губернатора Крита.
— Значит, ты хочешь видеть легата?
— Немедленно.
— Сложное дело, господин. Он находится в личных термах. [43] И оставил мне приказ не беспокоить его.
— Очень плохо. Я должен немедленно поговорить с ним.
Центурион сопоставил тяжесть приказа с явным нетерпением Катона и кивнул.
— Ну, ладно, господин. Оптион, проводи трибуна в висячий сад. В личные термы легата.
— Да, господин.
Оптион отдал честь и жестом пригласил Катона следовать за ним, в то время как центурион возвратился к своим прошениям, прикидывая, какие из них способны предоставить ему возможность выжать внушительную взятку. Часовые открыли двери перед Катоном и оптионом, и они оказались во внутреннем помещении. Направо и налево из прихожей разбегались коридоры, а прямо вверх уходила лестница, уводившая к свету и солнцу. Катон последовал за оптионом вверх по лестнице. Они вышли в широкое пространство, огражденное высокими стенами. Сюда доносились лишь отголоски звуков городской жизни, к которым примешивался легкий плеск фонтанов. Пальмы посреди геометрически устроенных цветочных клумб бросали прозрачную тень на мощеные дорожки, пересекавшие устроенный на крыше сад. Возле дальней стены располагалось несколько невысоких строений, мерцала вода бассейна. Дым валил из печи, дававшей тепло парилке и теплым комнатам личных терм легата.
Когда они приблизились к бассейну, Катон увидел группу людей, сидевших в воде и занятых праздной беседой. Еще двое возлежали на мягких скамьях, а рабы-массажисты умащали их спины надушенным маслом.
— Что такое? — воскликнул один из мужчин, увидев подходящих к бассейну Катона и оптиона. — У нас гости! Легат, один из твоих людей привел к нам уличного оборванца.
Послышался смех, офицеры с любопытством посмотрели на оптиона, ставшего навытяжку перед скамьей и отдавшего честь одному из массируемых.
— Господин, разреши сообщить, что с тобой хочет поговорить трибун Катон.
Легат повернул голову в сторону оптиона, а когда он обратил свой взгляд в сторону Катона, по лицу его пробежала тень беспокойства.
— Трибун Катон? Никогда не слышал о таком. Ты его раб? Передай своему господину, чтобы записался ко мне на прием обычным путем. То есть через моих писцов. А теперь ступай.
Катон остался на месте с решительным выражением на лице.
— Я и есть трибун Катон.
— Ты? Трибун? Не верю.
— Я уже предъявлял документ о своих полномочиях двоим твоим офицерам; могу показать и тебе, если хочешь.
— Потом. Сперва скажи мне, что трибун делает в Александрии. Кто прислал тебя? Нарцисс?
Катон не сумел не улыбнуться при упоминании личного секретаря императора. Будучи личным секретарем Клавдия, Нарцисс также руководил внушительной сетью шпионов и убийц, защищая интересы своего патрона.
— Я прибыл не из Рима, господин. Я приплыл сюда с Крита.
Петроний наморщил нос.
— От тебя пахнет тухлой рыбой.
— Для того чтобы добраться сюда, мне удалось найти только рыбацкую лодку. А теперь отошли этих людей, легат Петроний. Мы должны поговорить с глазу на глаз.
— Отослать их прочь? Как ты смеешь?!
— Я должен переговорить с тобой наедине, ибо дело мое не терпит отлагательств. Меня прислал сюда своим приказом исполняющий обязанности губернатора Крита.
— Исполняющий обязанности? Так этого дурака Гирция сместили?
— Гирций мертв вместе со всеми высшими сановниками провинции.
— Мертв? — Легат оттолкнул руки массажиста и сел на скамье лицом к Катону. — Как это произошло?
— На остров обрушилось землетрясение. В тот самый момент, когда это случилось, правитель принимал в своем дворце своих чиновников и местную знать. Крыша дворца обрушилась и похоронила под собой Гирция вместе с его гостями.
— Землетрясение? — Легат поднял бровь. — В городе поговаривают о том, что Крит разрушен огромной волной.
— Остров никуда не делся. Но волна была, и вместе с землетрясением она превратила в руины почти все города и селения острова.
— А кто сейчас распоряжается на Крите?
— Сенатор Люций Семпроний. Мы путешествовали вместе с ним, когда на наш корабль обрушилась та самая волна. Судно едва сумело дойти до ближайшей гавани, где мы и узнали о той беде, что поразила остров. Он взял руководство на себя.
— Семпроний? — задумался легат. — Когда-то мы были знакомы. Отличный был офицер… Так, значит, сейчас он распоряжается на Крите? Что ж, неплохо для него. Однако прости меня, но как я могу убедиться в том, что ты говоришь правду? Что, если тебя только что выловили из моря с какой-то выдумкой? Почему я должен верить тебе?
Достав кольцо из кожаного футляра на шее, Катон передал его Петронию.
— Вот, узнаешь герб?
Приняв кольцо, Петроний всмотрелся в рисунок, изображавший волчью голову над скрещенными молниями, и кивнул:
— Кольцо принадлежит Семпронию… Ну, хорошо, так зачем же он прислал тебя сюда?
Катон многозначительно посмотрел на остальных гостей, прислушивавшихся к разговору в красноречивом молчании.
— Господин, я и в самом деле настаиваю на том, чтобы говорить с тобой наедине.
— Наедине, говоришь? — Петроний бросил короткий взгляд на Катона, а потом хлопнул в ладоши. — Уходите! Оставьте нас! Немедленно.
Его офицеры и прочие гости поспешно выбрались из бассейна, подобрали свои одеяния со скамей и сидений, расставленных вокруг бассейна, и направились в дальний угол сада, где терраса смотрела на гавань. Как только последний из них оказался за пределами слышимости, легат отослал оптиона.
— Стань вон там, в конце бассейна… если я позову, явишься бегом.