Воцарившееся неловкое молчание нарушил своим смехом Макрон.
— Ах ты, наглый греческий ублюдок! На какое-то мгновение мне показалось, что ты говоришь серьезно.
Полокрит обернулся к нему с совершенно невозмутимым выражением на лице.
— Я вполне серьезен.
— Да нет же, ты шутишь. — Макрон улыбнулся. — Потому что если бы ты говорил серьезно, то оказался бы грязным изменником, готовым нанести удар в спину своим. И в таком случае у меня не оставалось бы другого выхода, кроме как перерезать твою глотку и выбросить твой никчемный труп в ров за городскую стену на поживу псам.
— Ты не посмеешь, — спокойным тоном возразил Полокрит.
— Прости, — Макрон пожал плечами, — как я уже сказал, у меня просто не осталось бы другого выхода. При всем моем сожалении, это было бы необходимо. Не сомневаюсь, что ты понял бы меня… Но поскольку ты изволил шутить с нами и на самом деле не способен даже подумать о такой трусливой низости, ничего страшного не произошло. А теперь ты уже закончил свою шутку. О сдаче не может быть речи, как не может быть речи и о переговорах с Аяксом. — Умолкнув, он небрежно извлек из ножен кинжал и принялся вычищать им какое-то пятнышко грязи из-под ногтя. — Надеюсь, я понятно изложил свою мысль, не так ли?
Советники смотрели на Полокрита столь же пристально, как сам он взирал на Макрона, и прикидывали его шансы избежать упомянутой римлянином участи.
— Прости, — Макрон оторвался от маникюра. — Ты что-то сказал?
— Нет.
Макрон нахмурился и неторопливо поднялся из кресла.
— То есть да. — Полокрит отступил на шаг.
— Да?
— Да, — поспешно повторил Полокрит. — Я пошутил.
— Хорошо. — Макрон кивнул и аккуратно вернул кинжал на место. — Так-то вот.
— Ну что ж, — неловко кашлянул Семпроний, — похоже, мы пришли к согласию относительно позиции, на которой стоим, благородные граждане. Важно, чтобы мы выступали единым фронтом перед защитниками и гражданами Гортины. О переговорах с врагом не может быть даже речи. Мы выражаем общую решимость защищать город до самого конца, если это будет необходимо. Верю в то, что все вы осознали это. И на этой высокой ноте согласия я хотел бы закончить наше совещание. Благодарю вас за внимание и за постоянную поддержку.
Поклонившись, он указал глазами на дверь. Полокрит оказался в ней первым, быстрым шагом опередив всех остальных. Остальные последовали за ним, кое-кто бросал нервные взгляды в сторону Макрона. Когда последний из городских старшин оставил кабинет, Семпроний глубоко вздохнул и опустился в свое кресло.
— Едва ли нам удалась вдохновляющая демонстрация единства.
— Увы, господин. — Макрон прикусил губу. — Однако я рассчитываю на то, что рты их на какое-то время закроются.
— Надеюсь на это. — Семпроний потер виски и зажмурил глаза. — Теперь в конечном итоге все зависит от Катона, не так ли?
— Да, ты прав. — Подойдя к окну и опустив руки на раму, Макрон посмотрел в сторону главного стана мятежников. — Сказав, что не знаю лучшего исполнителя для этого дела, я говорил, что думал — и думаю. Вся беда в том, что иногда мало быть лучшим. В прошлом ему везло, а удача может когда-то и оставить.
— Не сбрасывай его со счета чересчур рано, — раздался в комнате голос Юлии.
Оглянувшись, оба мужчины увидели ее у двери. Посмотрев недолго на Макрона, девушка прошла между скамьями и села на ближайшую к столу отца.
— Я и не сбрасывал, — пояснил Макрон. — Я тревожусь за него.
— Как и все мы, — добавил Семпроний. — Притом не без причины. Надеюсь, что он не подведет нас.
— Не подведет, — твердым тоном сказал Макрон.
Семпроний повернулся к дочери:
— Что привело тебя сюда?
— Я пришла, чтобы отчитаться в ежедневном расходе продовольствия. Твоя стража сказала мне, что у тебя совещание. Я подождала снаружи, пока оно не закончилось.
— Как я понимаю, ты слышала все.
— Большую часть. — Юлия кивнула. — Не могу сказать, чтобы здешние лучшие люди произвели на меня особое впечатление. Что ты хочешь делать с ними, отец?
— Делать? Ничего. До тех пор, пока они не станут досаждать нам. Если до этого дойдет, они вполне могут присоединиться к Глабию в подземелье акрополя.
— На твоем месте я взяла бы этого Полокрита под внимательный надзор.
— Она права, — согласился Макрон. — Несомненный смутьян. И лучше всего отправить его под замок прямо сейчас, пока он еще не успел выблевать много яду.
Семпроний обдумал предложение и покачал головой.
— Пока разумнее оставить его в покое. Не стоит заводить в городе лишних врагов, когда нам и так грозит огромная опасность. И нам хватает ее одной. Вот почему я пришел к решению. — Наклонившись вперед, сенатор в упор посмотрел на дочь: — Я хочу, чтобы ты оставила Гортину.
— Оставила Гортину? — Юлия от удивления покачала головой. — О чем ты говоришь? Я остаюсь здесь. С тобой.
— Это невозможно. Чересчур рискованно. Вероятность того, что Аякс со своей армией действительно возьмет город, слишком велика. А если Гортина падет, я не могу даже заставить себя подумать о том, что тогда может случиться с тобой.
— Отец, но мы с тобой не впервые попали в осажденный город.
— Не впервые, но в прошлый раз у нас просто не было выбора. В Пальмире мы оказались в ловушке. Но сейчас у тебя еще есть время оставить Гортину и отправиться на север острова. Будешь там ожидать новостей.
— Я не поеду, — твердым тоном сказала Юлия. — Я останусь с тобой и буду ожидать возвращения Катона. А если город падет, тогда я умру от собственной руки, прежде чем кто-то из мятежников успеет коснуться меня. Клянусь тебе в этом, отец.
На лице Семпрония проступила болезненная гримаса. Стараясь подавить в себе страх за безопасность дочери, он посмотрел на нее.
— Юлия, ты — мое единственное дитя. Самое важное, что есть в моей жизни. Я не могу позволить тебе остаться в таком месте, где жизнь твоя подвергается огромной опасности.
— Э… — Макрон неловко шевельнулся. — Может, мне лучше выйти из комнаты?
— Нет, — ответил Семпроний. — Останься…
Юлия ласково улыбнулась отцу и обеими руками взяла его за руки.
— Отец, я понимаю, как много значу для тебя.
— Нет, не понимаешь. Дети не понимают этого до тех пор, пока у них не появятся собственные дети.
Недолго посмотрев ему в глаза, дочь покачала головой.
— Я не могу уехать отсюда. Я не хочу расставаться с тобой… Кроме того, я должна быть здесь, когда вернется Катон.
Семпроний усталым движением откинулся на спинку кресла.
— Я уже принял решение. Ты оставишь Гортину.