– А не Девонфилд или что-то вроде того?
– Нет… У тебя все есть, что тебе нужно на сегодня?
Амелия кивнула. У нее всегда было все, что ей требовалось. До этого дня.
Франклин застенчиво постучал и снова вошел в комнату. Он опустил на пол два или три экстравагантных тропических букета.
– Ровена, вам звонят в офисе. Какой-то парень говорит, что он продюсер и хочет срочно поговорить с вами относительно Амелии.
– Ну как же, продюсер, – саркастически проговорила Ровена. – Эти парни всякими правдами и неправдами хотят добраться до моей драгоценной маленькой звезды. Франклин, запиши номер его телефона и скажи, что я перезвоню ему, когда освобожусь. А в следующий раз, если будут звонить, спрашивай у них имя.
Франклин с виноватым видом вышел из комнаты. Амелия очистила место на туалетном столике и занялась макияжем.
– Все в порядке, малышка? – спросила Ровена.
Амелия кивнула.
– Побольше губной помады сегодня. Нас записывают для ТВ. Ты знаешь, где я, если будет нужда.
Амелия снова кивнула.
– Хорошо. А я пойду и проверю, не упустила ли я чего.
Амелию не слишком привлекал вечер по случаю окончания турне, которое прошло с большим успехом. На нем не будет никого, с кем бы она по-настоящему хотела поговорить. Всего лишь журналисты, охотники выпить и закусить за чужой счет, мужские модели, полные амбиций и надежд. После последней встречи с Гвидо его карьера как модели пошла стремительно вверх, и скорее всего на вечере он будет вместе с последней сенсацией – шестнадцатилетней певицей из Милана.
Вернувшись в отель, Амелия поднялась на лифте, который отвез ее прямо до ее номера. Сбросив фирменные туфли на высоком каблуке, она босиком прошлась по толстому ковру. Остановившись перед зеркалом, она посмотрела на свое отражение – на волосы, падающие на плечи, на атласный лиф шоколадного цвета – это платье было выбрано из-за того, что шоу снимали для ТВ. Спустя месяц после самоволки она оказалась опять в прежнем положении. Теперь было даже хуже.
Амелия налила себе солидную порцию водки с тоником и бросила в бокал лед.
Завтра все начнется сызнова. Запись, переговоры, поездки. Кого хотела бы она видеть продюсером своего альбома? Фредди Стерлинга? Торчать три месяца в студии звукозаписи с этим наркоманом было выше ее сил. Она хотела Девонфилда. И не только для того, чтобы выпустить альбом.
Амелия села за туалетный столик и снова повертела в руках визитную карточку, на которой Ровена прочитала «Devotion». Риск – благородное дело. Как только утром откроется касса аэропорта, она полетит в Лондон, а оттуда отправится прямиком в Уэльс. Она отдаст себя на милость Девонфилду. Расскажет ему всю правду. Самое худшее, что он может сделать, – прогонит ее. Но что бы ни случилось, она будет чувствовать себя не более потерянной, чем сейчас.
В дверь постучали. Мало кто имел возможность беспрепятственно дойти до двери Амелии. Решив, что это ее менеджер, Амелия не ответила. Стук повторился. Она ждала звука удаляющихся шагов. Вероятно, Ровена хотела знать, почему она не на вечере. Амелия допила водку и налила еще. Звука удаляющихся шагов она так и не услышала, однако стук в дверь не повторялся.
Украденная у Девонфилда лента находилась в магнитофоне. Амелия включила его, и комнату наполнила меланхолическая музыка. Где он находится в эту минуту? Сидит за своим столом? Ищет и не может найти запропавшую пленку? Или, может, он снова в Лондоне и звонит Сью Ли? При этой мысли Амелия испытала укол ревности.
Снова раздался стук в дверь.
– Да уходите вы прочь! – воскликнула Амелия. – Неужто непонятно, что я хочу побыть одна некоторое время!
Однако посетитель не собирался сдаваться. Амелия увидела в зеркале, как поворачивается ручка в двери. Она повернулась на стуле. Ручка определенно поворачивалась. Кто-то собирался войти.
– Ради Бога! – выдохнула Амелия, когда дверь стала приоткрываться. – Не могли бы оставить меня в покое?
– Уж не хочешь ли ты сделаться отшельницей?
У Амелии отвисла челюсть. Ибо в дверях стоял не кто иной, как Девонфилд. Стоял и широко улыбался. Руки его были заняты огромным букетом роз. И они были ее любимого цвета – желтые.
– Я могу войти?
Вскочив, Амелия стала закрывать за ним дверь.
– Не могу в это поверить, – пробормотала она.
Девонфилд бросил цветы на пол, и она обвила его шею руками.
– Что ты здесь делаешь?
А затем они стали осыпать друг друга поцелуями. Он целовал ее в лицо, словно пробуя на вкус каждый дюйм ее смоченной слезами кожи. Амелия целовала его в губы, в нос, даже в брови. Затем откинулась назад, чтобы убедиться, что и в самом деле это был он, Девонфилд.
– Просто не могу поверить! Каким образом ты нашел меня? – спросила Амелия.
– Интуитивная прозорливость, – ответил он.
– Что ты имеешь в виду?
– Счастливое совпадение, – начал объяснять Девонфилд. – И еще Ровена – она положила последнее стеклышко, чтобы составилась цельная мозаичная картина.
– Ровена?
– Да. После твоего отъезда я поднялся наверх и сразу понял, что кто-то побывал в моей студии. Поначалу я этим не обеспокоился, но затем обнаружил, что не могу найти вещь, над которой накануне работал. Это «Опус номер 4» – пленка, которую я оставил сверху. Я перевернул все вверх дном, пытаясь ее отыскать, но тщетно. Я вынужден был подумать самое худшее о тебе, поскольку в моем доме никого, кроме тебя, больше не было. Я не имел понятия, кто ты и куда ты уехала. Я позвонил на твой мобильник и узнал, что он принадлежит девушке по имени Сью, которая также не имеет понятия, кто ты такая.
– Я не сказала ей даже своего настоящего имени.
– Теперь-то я знаю, кто ты, и меня это не удивляет. Так или иначе, у меня оставалась надежда что-то узнать у ребят, которые вытаскивали твою машину из грязи. Я спросил, помнят ли они номер машины, чтобы я мог узнать о тебе в фирме, в которой ты взяла машину напрокат. Но уже там, в их гараже, маска с тебя оказалась сорванной.
– Каким же образом?
– У них на стене висел календарь. Он назывался «Красотки года» или что-то в этом духе. Я взглянул на него – и увидел тебя, мисс Февраль. Во всей красоте «Техниколора».
– Поразительно! – Амелия приложила ладонь к полыхающей щеке.
– Я посмотрел на подпись – там значилось, что ты певица. Я подумал, что я, должно быть, ошибся, но затем все вдруг встало на место. Ты в самом деле была певица. И отнюдь не дилетантка. Именно поэтому тебя заинтересовала моя музыка. И поэтому ты украла мою пленку.