В голове у Дольского было пусто. Не было ни мыслей, ни желаний, только звонкая прозрачная пустота. Слова, произнесенные Лешим, висли в этой пустоте, превращались в блестящую мишуру, носились, складываясь в затейливые узоры, и осыпались мелкой, колючей пылью.
– Мир устроен так, что каждый видит лишь часть всей картинки. И может лишь принести к подножию пирамиды свою песчинку, не понимая – зачем, для чего… Кто-то в Китае месяц назад заказал груз из Гамбурга. Химический реактив очень сложного состава. И указал сроки, в которые эта химия должна попасть, скажем, в Пекин. Ерунда, не способная повлиять на ход истории, согласитесь. Но это все далеко, скажете вы, при чем здесь этот заказ? Хорошо, соглашусь я, посмотрим поближе. Абдула Тарле, две недели назад обстряпал очень выгодное дельце. Ему заплатили аванс за крупную партию взрывчатого вещества. Эта штука называется отчего-то «пшиком», но это не важно для нас с вами. Важно то, что Абдула, получив заказ, немедленно сообщил о нем покойному Пфальцу. Сами понимаете, что подобные взрывающиеся штуки могут быть использованы в самых разных целях, посему даже очень покладистая СБ СЭТ за их распространением следит внимательно. Пфальц мог просто устроить засаду, но он решил заказ не останавливать, а проследить весь маршрут поставки. Он даже предупредил об этом грузе Центральную штаб-квартиру в Цюрихе, и оттуда подтвердили правильность его действий. Полторы тонны «пшика» – это очень много даже для нашего безумного времени. За машиной будут следить. Издалека, аккуратно, но очень внимательно. Тут, в Харькове, силами СБ СЭТ, дальше – как получится. Если получится. Никто из СБА да и из СБ СЭТ не знает, что Дядюшке Ха кто-то сообщил, что Абдула Тарле собирается провезти груз наркотиков по его, Дядюшкиной, территории, не поставив никого в известность. Такое нарушение правил и договоренностей! Оно не может быть оставлено без последствий. Если не пресечь такое непотребство сразу, то можно и авторитет потерять. И Дядюшка Ха, известный на Свободной Экономической Территории как производитель замечательной вермишели, приказал своим парням ту машину перехватить и – обратите внимание – не захватить, а уничтожить. Улавливаете разницу? Если бы он ее захватил вместе с грузом наркотиков, то выглядел бы как слишком корыстный человек. Что неминуемо повлекло бы за собой небольшую войну и потерю уважения у других канторщиков вашего славного города. А уничтожение – это совсем другое дело. Это – благородный жест честного человека, способного ради защиты своего участка на все. Вот теперь племянники дождутся машину на указанном месте и расстреляют ее из гранатометов, – Леший замолчал и перевел дыхание.
Демонстративно перевел.
Дальский продолжал молчать. Собственно, монолог Лешего и не подразумевал вмешательства губернатора. Леший хотел что-то сказать. Леший это говорил, только Дальский не мог понять ни сути рассказа, ни его цели.
Про «пшик» он слышал. Не об этой поставке, конечно, а о том, что производят эту гадость в его городе. Даже настоял, чтобы продажи этой дряни шли только на экспорт, чтобы в Харькове никто не смог применять эту взрывчатку, необычайной мощности и очень опасную при транспортировке и хранении. Получив гарантию от кантор и раклов, Дальский согласовал вопрос с Пфальцем.
Полторы тонны, вдруг дошло до Дальского. Расстрелять из гранатометов. Это значит, что будет взрыв. Не просто взрыв, а нечто чудовищное. Кошмарное.
– Где… – горло Дальского пересохло, слова застряли, превратились в кашель. – Где будет взрыв?..
– И вас совсем не интересует, когда он будет? – осведомился Леший. – Сегодня. Через несколько минут. Тут, неподалеку. Но вы не волнуйтесь, вас он не затронет. Не нужно только стоять возле окон. А так – да, прогрохочет очень сильно. Очень. Но ведь и этот взрыв, с точки зрения истории, – тоже ерунда. Так, недоразумение. И погибших будет всего несколько сот, в самом крайнем случае… Если не считать раненых, ясное дело. Но кто их будет считать сегодня… Сегодня всем будет не до того.
– Кто вам… Кто вам позволил? – Дальский вскочил, оттолкнув кресло, и оказался лицом к лицу с Лешим. – Вы не смеете…
Леший молча улыбнулся, не отводя глаз.
– Вы не смеете… Город… – Гнев улетучился, как воздух из проколотого шарика, остался только холод, сжимающий сердце колючими пальцами, и ужас… Не гибель сотен людей породила это чувство, вовсе нет. Дальский вдруг понял, что все это время, с самого первого разговора с Лешим, он боялся не провала, не последствий. Дальский боялся Лешего. Не расправы с его стороны, не наказания или смерти. Он его боялся, как дети боятся чудовищ, прячущихся в шкафах и под кроватями. Он боялся Лешего. До судорог, до помутнения рассудка, до слабости в ногах. Боялся его и ненавидел себя.
Ведь сам себя Дальский считал сильным человеком. Так считали и все его знакомые, и те, кто пытался его в свое время запугать, и те, кто рассчитывал на его помощь. Но появился Леший, произнес несколько слов – всего несколько слов, и Дальский, сам того не понимая, не отдавая себе отчета в своих истинных чувствах, был готов сделать все, что угодно. Стать кем угодно.
И каждый раз после окончания разговора с Лешим, когда удушливая волна страха отступала, Дальский обещал себе, что вот это – в последний раз. Что он больше не будет бояться, что это смешно, в конце концов, вот так пугаться обычного человека, да еще прячущегося – трусливо прячущегося – под наномаской… И каждый раз убеждался, что ничего не может поделать с собой, не может даже унять дрожание пальцев. Трус, слизняк, дешевка… Сколько раз, глядя на себя в зеркало, Дальский пытался разозлиться, заставить себя хотя бы возразить, не соглашаться с каждым предложением таинственного собеседника, и каждый раз все равно соглашался. Находил его доводы убедительными или заставлял себя их таковыми признать.
– Я смею, – тихо сказал Леший. – Так нужно. И мы не можем тянуть. Потому что какой-то мерзавец сообщил в Наблюдательный Совет, что вы сговорились с Мутабором, что в город уже прибыли несколько десятков «пряток», которые в любой момент готовы начать действовать. Вот сейчас, сию минуту, Совет в полном составе собрался в зале заседаний, чтобы обсудить новость и принять решение по вашему поводу – сразу вас убить или предать суду.
– Я не связан с Мутабором! – воскликнул Дальский. – Здесь нет никаких «пряток»…
– Я знаю, – засмеялся Леший. – Я вам верю, но эти парни из Наблюдательного Совета получили такие веские доказательства… Я себе даже представить боюсь, что сейчас происходит в секретной комнате для заседаний в Дипломатическом квартале. Вернее, будет происходить через пятнадцать минут. Господа торговые представители и консулы оставили свои повседневные дела, отменили встречи и поездки, для того чтобы поговорить по такому вопиющему поводу…
– Это вы?..
– Нет, что вы! Это покойный Пфальц. Он ведь вас тоже не любил, взаимно, заметьте. Он даже пытался договориться со мной, чтобы я вас устранил. Но я, верный нашим с вами договоренностям, скормил капсулу с ядом ему, а не вам. Но если вас и на самом деле интересует, кто вручил Пфальцу информацию о вашем предательстве, то вынужден признать – я.