«Хозяин! Опасно! Плохо, хозяин!» – отозвалась Найда. У неё вырвалось глухое короткое рычание, и Полночь тотчас же обернулся.
– Всё верно, хозяйка, – с печальным уважением проговорил он, глядя прямо в глаза собаке, – ты тоже почувствовала. Но делать нечего, надо идти. Если, конечно, почтенный Лемех и в самом деле хочет увидеть всё собственными глазами.
– Не пугай, – Лемех не в первый раз вспоминал эти слова. – Не пугай, мы пуганые.
– Да какие вы пуганые! – вдруг остановился эльф. – О вас память на несколько поколений и тянется всего, больше века – уже, считай, незнаемо время. Что в летописи и хроники попало – краткий извод случившегося, иногда авторские ламентации.
– Если ты думаешь, что старый наёмник не знает мудрёных слов, то ошибаешься, – перебил Лемех. Глаза у него тоже сузились.
– Не про то речь! – отмахнулся Полночь. Эльф говорил горячо, сбивчиво, гладкость и плавность отполированной умелой речи все кудато делись. – Не помните вы ничего! Как Спаситель явился первый раз…
– Про то книги есть! Писание! – возмутился Лемех. – Не с одних глаз, не с одних слов, не одними руками написанные!
– Писание! Да там половина так, а другая – этак! Одни переписчики за столько лет тьму ошибок насажали! Речь изменилась, языки другие, и… да чего говорить! У насто, у эльфов, – память живая. Мыто помним, как Тёмная Шестёрка правила, как Древние Боги миром владели в ту пору, когда о Спасителе никто и слыхом не слыхивал! Дуотты, титаны, пятиноги – слыхал о таких? О Кристаллах Магии, в горах укрытых, – ведаешь?!
– Не ведаю, – перебил Лемех. – Как и о многом другом наверняка тоже не знаю. Но видишь какое дело – землю мне это пахать не мешает. Семью кормить. Жить в достатке.
– Это и зверь дикий может! – распалялся всё больше Полночь. – Волки с медведями о волчатах и медвежатах заботятся, еду им таскают, кто приблизиться вздумает – на куски порвут. Вы же люди, не звери, вам за нами тянуться надобно, с нас пример бра…
– Опять проговорился ты, Полночь. Ни с кого никаких примеров мы, люди, брать не станем. Как живём, так и живём. Поразному. Некоторые – поумному, а некоторые – такие дурни, что, ей же ей, сам бы дрыном огрел. Но с собой разберёмся мы уж какнибудь сами. Понял, эльф?
– Трудненько не понять, – отмахнулся тот. – Так вот, я речьто вёл к чему? Что не помните вы ничего. На поле такомто король сякойто разбил орду такуюто – и более ничего.
– А вы, конечно, другие, – уронил Лемех, искоса наблюдая за всё сильнее беспокоящейся Найдой.
– Конечно! – рубанул рукой воздух эльф. – Мы изначально – помнящие, это наш долг – помнить всё. Вам, людям, даны множества, нам, эльфам – память. Мои сородичи думают, что память – это всё, что она одна обязана дать нам силу и власть. Но это не так.
– То есть помнящие должны править теми, кто родства своего не помнит по вашим меркам, так, что ли?
– Есть такие эльфы, что об этом мечтают, – кивнул Полночь. – И в самом деле это ж только люди беспамятные всё на одни и те же грабли наступают. У нас правитель тот, кто действительно лучший. У вас – кто действительно худший. Самый безжалостный, самый кровожадный, убивающий направо и налево.
– Полночь, ну и зачем мне всё это ты втолковываешь? Доказать, что люди эльфов должны слушаться и в вашу Стражу вступать? Так я тебе объяснял уже, как речь вести надо, чтобы народ в твою роту потянулся.
Полночь осёкся, тяжело дыша.
– Только мы, эльфы, помним настоящее зло. Только мы. Вы, люди, про него забываете. Или в страхе прячете под личиной сказок, да только их настоящий смысл со временем сами и забываете.
– Ну так напомни, – разозлился наконец и Лемех. – Не ходи кругом да около! Напомни! Расскажи! А ещё лучше – покажи!
– Вот показывать я и веду, – буркнул Полночь, раскрасневшийся и сердитый, совсем не похожий на сдержанного эльфа. – Веду показывать настоящее зло. И мы, Царственные Эльфы Зачарованного Леса, его сдерживаем.
– Ещё скажи «грудью его напор встречаем» и совсем как наш ротный сказитель заговоришь. Он нам для смеха вечерами у костра донесения эмиру пересказывал. Кинт – там без витиеватости никуда…
– Сейчас всё сам увидишь, – зловеще посулил Полночь.
Узкая тропа, вся иссечённая выпирающими из земли корнями, так не похожая на петлистые, но ровные и аккуратные эльфьи дорожки, опутавшие Зачарованный Лес.
– Чувствуешь? – замогильным голосом осведомился эльф. – Чувствуешь истекающее нам навстречу зло?
Лемех пожал плечами.
– Полночь, зло – это когда девчонка, которой вы голову задурили, родной дом палит. А это просто тропа. Которую давно следовало б почистить, кусты проредить, коечто так и вовсе выкорчевать.
– Ты что?! – ужаснулся эльф. – Проредить… как можно?!
– Ну если ходить надо? – Лемех оставался невозмутим.
– Люди, – простонал Полночь, закрывая лицо ладонью.
– Ладно, – потемнел хуторянин. – Будет представлятьсято, ровно мим кинтский. Веди уж, да и всё. Сам увижу. А то, знаешь ли, у меня уже в брюхе бурчит от голода, я не эльф, одним воздухом Зачарованного Леса сыт не буду.
– Уже скоро, – Полночь быстрым шагом шёл по узкой тропе.
Здесь не было порхающих бабочек, исчезли огоньки во мху, и сам мох исчез тоже, сменённый плотным слоем чёрных листьев с седыми прожилками. Тут и там замелькали шипы.
– Не похоже на эльфьи владения, – заметил Лемех.
– Не похоже, – кивнул Полночь. – Я же сказал – обитель Зла.
– Вы, эльфы, красно говорить большие мастера. «Обитель», «Зла»… Помнится, хаживали мы в Кинте по Змеиным лесам, вот там и впрямь, что называется, «обитель», потому что каждый обитатель тебя и впрямь сожрать норовит.
– Ни во что ты, Лемех, не веришь, кроме как в своими глазами увиденное, – покачал головой Полночь.
– Это почему ж? В Спасителя верую, ибо истина.
– Кто сказал?
– Как кто? Да ты же и сказал – что у вас в Зачарованном лесу Его живым помнят, как Он впервые к нам нисходил!
– Тебя не переспоришь, – махнул рукой эльф. – Идём, тут уже совсем близко…
– А почему стражу не держите? Раз уж тут у вас «обитель зла»?
– О эльфов голова на плечах имеется.
– И у детворы тоже?
Полночь отвернулся и ничего не ответил.
Тропа обогнула совершенно непроглядную, в рост человека, завесу из обильно усеянных шипами кустов – листья на них неприятно напоминали раззявленные зубастые пасти, – и лес внезапно кончился, как отрезало.
Лемеху открылась обширная котловина – не котловина, впадина – не впадина, а так, нечто вроде широкой круглой долины, словно в землю здесь с неведомой силой врезался исполинский валун, пущенный из исполинской же катапульты.