– Ты его убил. Он не хотел умирать, ты же сам слышал. Он не хотел... – мальчишка подошел к Хозяину. – Ты убийца.
– Ты бы хотел, чтобы он вечно испытывал муки?
– Если такова его судьба. Нет ничего сильнее судьбы, только она имеет смысл, – сказал мальчишка дрогнувшим голосом. – Он ведь зачем-то оказался здесь. В этом был какой-то смысл.
– Чтобы мы его здесь увидели, – сказал Хозяин, положив руку на плечо мальчишке.
Хотя, подумал Хозяин, какой он мальчишка. Двадцать лет для смертных – это очень много.
– Я сложу об этом повесть, – сказал смертный, сбросив руку со своего плеча. – И в ней будет все, как должно быть.
– Не так, как было, а как должно, – сказал Хозяин.
– Да. Я сложу повесть, запишу ее, и эта книга переживет меня.
Хозяин пошел к выходу. «И переживет тебя», – показалось ему, но он не оглянулся.
– И что бы ты хотела, чтобы я ему сказал? – спросил Хозяин у Птицы, когда рассказ был закончен.
– Правду, – сказала Птица.
– Какую правду? – спросил Хозяин. – Нет ничего сильнее судьбы, только она имеет смысл. Как ты полагаешь, если бы он услышал эту историю, он стал бы поступать по-другому? И думаешь, ему было бы легче?
Птица молча встала из-за стола.
– А теперь представь себе, он вдруг оказывается один на один с болью или страхом и понимает, что на самом деле просто достаточно... Какой соблазн для бессмертного. Ион...
Птица молча пошла к выходу.
Какая же она красивая, подумал Хозяин. И как глупо они рассорились с Ловчим.
– Ему очень не хватало тебя, – сказал Хозяин. Птица вышла из зала, медленно спустилась во двор.
Проходя ворота, она оглянулась на замок. Хозяин стоял на башне, и ветер рвал плащ с его плеч. На Птицу он не смотрел. Он смотрел на море.
Птицу за Холмами ждали трое конных. Мальчишки на Дозорной Скале переглянулись, когда Птица садилась на коня.
– Классная телка, – восхищенно сказал сын Кузнеца. – Я б ее...
– Ага, – сказал второй, – дорасти еще, трахальщик. Мальчишка был на целых два года старше, имел опыт близкого общения с соседской дочкой и смотрел на приятеля с высоты этого опыта весьма иронично. Даже этот самый опыт позволял ему понять, что баба, блин, существо непредсказуемое и хитрое, как...
– Как, стерва, крутится, – сказал Ловчий, оглядываясь на Гвоздя. – Все как бы ясно – колдун, тварь седая, этого долбаного дракона из Силы лепил по мере необходимости. И колдуна этого холили и лелеяли. Все ведь поил I но. Нишкни и проси прощения, пока Охотники не разозлились. Ан нет.
Действительно баронская дочка оказалась девкой крученой. Ай, спасибо, доброму рыцарю, за то, что избавил ее от злого дракона, который осаждал ее и сестер в замке, норовя пожрать всех троих бедных сироток. Она веси расскажет, как он ее благородно спас, но вот через замок пропустить не сможет, так как боится за свое доброе имя. Не стоит порядочным девушкам в замок пускать посторонних. Это может плохо сказаться на их, порядочных девушек, добром имени.
– Может, запалим халупу, к чертовой матери, – предложил Левша. – Из-за нее, блин, чуть Стука не потеряли. И вон сколько народу полегло. Даже рыцаря, и того жалко, засранца.
Младшему не повезло. На нем не было ни единой раны. Только капелька крови в углу рта. И сломанная шея.
– Сколько ж еще она людей угробит, если сейчас вот такое выкидывает, – вздохнул Гвоздь, поправляя на спящем Стуке плащ.
С неба снова текло, с противной размеренностью капли летели на землю, словно лень им было падать. Или противно.
– Недолго ей осталось, – сказал вдруг Коряга. – Вот спорим, что еще до вечера я сделаю так, что нас не только пропустят через мост, но далее...
Коряга огляделся, взгляд его упал на Стука.
– И вот Стук женится на хозяйке замка. Охотники заржали.
– Нет, серьезно, – сказал Коряга. – Бьемся об заклад?
Ловчий улыбнулся. Почему, собственно, и нет? Хуже не будет.
– А ты что хочешь? – спросил Ловчий Корягу. Тот почесал в затылке.
– Хочу, чтобы Стука вы посвятили в рыцари, а меня вместе с ним оставили в этом замке. Уволили, типа, со службы.
Охотники перестали смеяться. Интуиции Коряги они верили, он обычно чувствовал опасность чуть ли не нюхом. И то что он сейчас решил уйти из Отряда, пусть даже таким странным способом... А еще и Ворюга ушел, ни с кем не попрощавшись.
Ловчий обвел взглядом Отряд:
– Согласимся?
– Ну и хрен с ним, – махнул рукой Левша. – Если он нас до вечера хотя бы в замок этот речной проведет, так хоть в грязи и воде ночевать не придется.
Коряга встал с бревна, на котором сидел, потянулся:
– Сходить, что ли, к добрым сестричкам тряпок на перевязки попросить? Оно ведь как, в замок она, мать ее так, может и не пустить, право имеет, а вот отказать в помощи славным воинам, что кровь пролили в битве с драконом, ее вызволяя, не сможет. Так что – тряпок, выпивки и пожрать. Двое со мной, тяжести переносить.
Безымянные братья встали вслед за Корягой. Ни имени, ни права голоса эти парни в Отряде пока не имели, посему всякая тяжелая и непонятная работа была их уделом. А в связи с уходом трех ветеранов и возможным набором новобранцев, статус Безымянных братьев мог значительно вырасти.
– И пива, если есть, – сказал Отшельник.
Отшельник вечно пил всякую гадость. Коряга с братьями отправились к замку, Охотники некоторое время наблюдали, как они перекрикиваются с обитателями замка через стену. Потом Ловчий приказал Охотникам заняться ранеными разбойниками. Сволочи, конечно, но все-таки люди.
А к вечеру все – и Охотники, и разбойники – располагались на ночевку уже в Замке на мосту. Чем удивлены были сильно.
Мог к вечеру удивиться и Хозяин. Но не удивился, хотя удивленное выражение на лице у него появилось. Он как раз сидел у камина рядом с новым священником и вел неторопливый разговор.
Священник со вкусом рассказывал о том, как многие слуги церкви ищут в монастырских и университетских библиотеках книги и переписывают, подправляя, а иногда и почти полностью переделывая. Сам священник в этом деле приобрел даже некоторую известность среди специалистов.
Тексты древних греков из-под его руки выходили почти как настоящие, даже хроники и поэмы меняли свой смысл, не теряя увлекательности, зато приобретая полезность и благонравие.
Священник как раз добрался до истории о славном Роланде и его гибели, демонстрируя, как безнравственная, в общем, история о драке с христианами-горцами под чуткий рукой переписчика превратилась в повесть о борьбе с язычниками и самопожертвовании ради императора и христианского мира.
В этот самый момент в дверь зала постучали.