– На машине. И провожать меня не надо. – Вера махнула рукой и стала забираться в салон.
– Но ты хотя бы напишешь мне?
– Не обижайся, пожалуйста, но нет. Ты – часть того прошлого, которое я хочу забыть. Поэтому – прощай, Шура! Не до свидания, а именно прощай!
Это были последние слова, которые Шура услышала от той, кого считала своей подругой. Потом заработал мотор «Жигулей», и Вера Чайка исчезла не только из поля зрения, но и из жизни Александры Одинец.
Стас открыл глаза и, морщась от яркого света, встал с кровати. После отъезда Забудкина он прилег, чтобы спокойно подумать, и не заметил, как уснул.
– Сколько же я продрых? – пробормотал он, схватив телефон и глянув на указанное на экране время. – Ого! Больше часа…
Швырнув мобильный в кресло, Стас прошел в ванную и ополоснул лицо. Пока мылся и вытирался, в животе не прекращалось урчание. Утром Стас не завтракал, только выпил кофе, поэтому есть хотелось просто зверски.
«Надо побриться, – решил Стас, глянув на себя в зеркало. – Потом перекусить и обзвонить всех отцовских знакомых, позвать на похороны. Хотя все уже, наверное, знают о его гибели, но так положено… А еще в бюро ритуальных услуг надо бы съездить. И в мэрию… И главное – узнать, когда отдадут тело… Но сначала побриться!»
Побриться не получилось. Только Стас достал с полки станок, как затрезвонил телефон. Городской он отключил, а вот внутренний нет, и звонили, очевидно, охранники.
– Слушаю, – бросил Стас в трубку.
– К вам тут гостья. Пускать?
– Какая еще гостья?
– Блондинка. На «Мерседесе» с шофером. Спросить, как зовут?
– Не надо, я понял, о ком вы. Пропустите.
Стас положил трубку на рычаг и поспешил вниз, на кухню. По-человечески поесть, как видно, уже не удастся, так хоть перехватить что-нибудь…
Вытащив из холодильника упаковку соленой семги, он соорудил бутерброд и вгрызся в него зубами, когда из прихожей донеслось:
– Стас, можно?
– Вера, заходи! Я в кухне!
Послышались торопливые шаги, и Стас увидел на пороге кухни гостью. Она выглядела удивительно свежо, лет на двадцать пять, не больше.
– И как только тебя партнеры по бизнесу всерьез воспринимают? – протянул Стас. – Ты же просто девчонка!
– Не воспринимали сначала, – усмехнулась Вера. – А когда эта девчонка у половины конкурентов увела поставщиков и клиентов, сразу изменили свое мнение.
– Кушать хочешь?
– Кушать – нет, а вот рыбки съела бы.
– Садись, я сейчас выложу ее в тарелку.
– Да зачем? И так сойдет. – И она, цапнув кончиками пальцев кусок семги, вытащила его из упаковки и сунула в рот. – Вкусно… – резюмировала, прожевав. – А теперь к делу. Первое. Пока не забыла, продиктуй свой телефон.
Стас продиктовал номер.
– Хорошо, сохраняю, – кивнула Вера, введя его в память сотового. – А теперь послушай, что произошло ночью. Или ты уже в курсе, что Катя Старкова погибла?
Нет, Стас не знал, что стало ясно по выражению его лица: немного испуганному и растерянному. А еще по кривой улыбке. Вера много раз наблюдала такую на лицах тех, кто слышит о чьей-то смерти и не верит своим ушам. Думает, это глупая и жестокая шутка!
– Да, Стас, Катя умерла. Ее труп нашли час назад на берегу реки… – И она ввела его в курс дела.
Стас выслушал Верин рассказ молча. А затем бросил:
– Подожди меня тут, хорошо? Я пойду в комнату, сделаю звонок.
– Не хочешь при мне говорить?
– Нет, просто телефон там находится.
– Возьми мой.
– Я номер, по которому надо позвонить, на память не знаю, – раздраженно сказал Стас. Ему не нравилось, когда его «раскусывали». Он на самом деле не хотел говорить с Забудкиным при Вере. Но насчет того, что телефон не помнит, не соврал.
Стас быстро поднялся в спальню и связался с Забудкиным.
– А я только что собирался звонить тебе, – откликнулся адвокат.
– Хотели сообщить о смерти Кати?
– Кого?
– Кати Старковой.
– Она умерла? – несказанно удивился Забудкин.
– Да. И, похоже, ее убили. – Стас хотел рассказать Андрею Александровичу обо всем, что узнал от Веры, но тот его перебил:
– Ладно, об убийстве Старковой я разузнаю, а сейчас слушай, что стало известно о смерти твоего отца. Убили его колбой…
– Чем? – изумился Стас. – Она ж из тонкого стекла, как можно ею…
– Стас, ты бы дослушал до конца, а? – с упреком протянул Забудкин.
– Простите… Просто меня очень удивили ваши слова.
– Колба была не химическая. А биологическая.
– Такие тоже есть?
– Не знаю, какое точное название у этого… хм… предмета, но я назвал его колбой. Ты представляешь емкости с заспиртованными животными? Змеями, лягушками, ящерицами…
– Да, конечно. Нам на уроках зоологии преподавательница частенько их демонстрировала.
– И если ты помнишь, они, те емкости, имеют металлические «нахлобучки». Сверху и снизу.
– Да, помню. На нижней есть табличка с названием экспоната.
– Вот именно такой штуковиной Виктора и ударили по голове. Потом ее протерли, чтобы отпечатки убрать, небрежно помыли и выбросили в мусорный бак. Но менты нашли колбу и обнаружили-таки на ней кровь Виктора.
– Отца убили не в кабинете биологии!
– И что из того?
– Откуда убийца взял колбу? Они же стоят в шкафах лаборантской, а ее, как мне думается, запирают после занятий, – сказал Стас. И вдруг в его памяти совершенно отчетливо вспыли слова Шуры Одинец, произнесенные ею после того, как он спросил, что та делала в момент убийства: «В это время я одна сидела в лаборантской. Только там можно было отдохнуть от шума и людей…»
– Да мало ли… Может, биологичка забыла ее где-нибудь… Или ученики стащили, чтоб поиграть, а потом бросили где-попало… Вот убийца ее и нашел.
– А что, если это сделал кто-то из тех, кто работает в школе?
– Что сделал? Стащил колбу?
– Да нет, убил отца! – И Стас опять о Шуре подумал. Но устыдившись своих мыслей, отогнал их прочь.
– Такое, конечно, тоже исключать не стоит. Круг подозреваемых огромен: весь педагогический состав, уборщики, работники столовой, всякие массовики-затейники плюс двести тридцать бывших и настоящих учеников, находившихся в момент смерти Виктора в здании школы. Пока у всех алиби проверят, пройдет уйма времени.