– Нет.
– Не важно, идем!
Даша крепче сжала руку гнома, а вторую руку с зажатым в ладони камнем вытянула перед собой. Гном тянул ее за собой, она крепко зажмурила глаза. Казалось, она сделала уже шагов десять, а стены все не было.
– Скоро? – спросила она.
– Уже.
Даша приоткрыла один глаз и увидела просторный зеленый луг. Повсюду росли карликовые деревца, кустики, травка, журчали маленькие ручейки. Бублентон самодовольно поглядывал на нее, точно ожидая похвалы.
– Красиво, – пробормотала девочка, задирая голову. Радость ее длилась недолго: вместо неба над головой она увидела все те же своды пещеры. Они были под землей.
Гном заметил разочарование, отразившееся на ее лице, и невесело сказал:
– Мы привыкли, я голубого неба лет тридцать уже не видел, ничего, не умер.
– Я так не хочу, – отозвалась Даша. – Я люблю смотреть на небо, оно умеет превращаться! Иногда тучи складываются в разных животных, в драконов, медведей, китов, за ними интересно наблюдать. Даже игрушки не нужны, все на небе. Каждый день оно новое, на него не устаешь смотреть. – Она мечтательно улыбнулась и еле слышно закончила: – Жить без неба невозможно.
Гном помолчал.
– А я и забыл, какое оно – небо.
– Вам стоит выйти на поверхность и посмотреть, оно чудесное.
Бублентон вздохнул и безнадежно махнул рукой:
– Нельзя нам, нельзя.
– Можно! – воскликнула Даша. – Можно!
Гном грустно посмотрел на нее.
– Ты добрая девочка, – понизил он голос. – Жаль, наша принцесса не такая, очень жаль.
– Принцесса не может отнять у вас небо, оно общее, все могут на него смотреть!
– Если мы не будем подчиняться, нас казнят. Что есть жизнь гнома – да ничего, никто не узнает и не заметит. Мы отгорожены от мира этими крепкими стенами. Никто не заплачет, если исчезнет один из нас, никто не пожалеет, может, только ионики… Нет, ионики, если и пожалеют, то внутри, они не вмешиваются в чужие дела, они правильно живут.
– Разве это правильно? – Даша перепрыгнула через ручеек. – Безучастность – то же, что безразличие. Так говорит моя мама, и я с ней согласна. Если ты в силах кому-то помочь, нужно это сделать, а сожаления никому не помогут, сожаления – это самое бесполезное, что есть на свете. Так говорит мой папа. И я с ним согласна. Я стараюсь жить так, чтобы мне как можно меньше приходилось сожалеть.
Гном долго молчал. Она надеялась, что он с ней согласится, но Бублентон так ничего и не сказал. Он тоже перепрыгнул ручей и пошел по тропке между невысокими зелеными кустиками.
Даша вздохнула и поплелась за гномом. Ей вспомнились родители, нестерпимо захотелось их увидеть, обнять, сказать, как сильно она соскучилась. На глаза против воли навернулись слезы.
– Не нужно плакать, – не оборачиваясь, внезапно сказал гном.
– Я и не собиралась. – Голос у нее дрогнул.
– Мы вас не обидим, мы трудяги, мы никого не хотим обижать.
– Я знаю.
– Тогда почему у тебя слезы? – обернулся и вопрошающе уставился на нее Бублентон.
– Вспомнила маму с папой, скучаю по ним.
– А-а-а, вот оно что! Возможно, у вас получится умолить Пилатессу сохранить вам жизнь – тогда ты увидишь родителей. Раз в месяц в тюрьму пускают родственников заключенных.
– В тюрьму? – Даша застыла на месте. Гном этого даже не заметил, он продолжал рассуждать: – Да-да, ты верно поняла, в тюрьму. Говорят, там плохо кормят и заставляют много работать, но ведь это всяко лучше, чем быть казненным. Чего остановилась? Идем, староста не любит ждать, я ведь уже говорил.
Даша нагнала его и пошла рядом.
– Нам нельзя в тюрьму, – наконец сказала она. – Нам нужно в страну Восходящего солнца, к доброй волшебнице. Только она поможет нам вернуться домой.
– Тихо, – прошептал гном, – не нужно так говорить!
– Как? Но это правда!
– Не надо, – шикнул на нее гном.
– Но поче…
– Тс, я сказал! Я стараюсь помочь, разве ты не понимаешь? Ты сама говорила про безучастность…
– Но…
– Тихо! – гном склонился над ее ухом и быстро зашептал: – Не нужно говорить старосте, что вы хотели пересечь границу, ваши друзья не признались, и вы молчите.
– А что нужно гово…
– Тише, тебя могут услышать! Врите! Только ложь может вас спасти!
– Моя мама говорит…
– Забудь про маму! – рассердился гном. – Мама далеко, а ты тут. Вот истина нашей принцессы: «Если есть возможность соврать – врите до последнего, пока не иссякнет фантазия. Жизнь слишком дорога, чтобы отдавать ее за правду».
– Я поняла, – Даша кивнула. – Мой папа как-то сказал, что врага надо бить его же оружием.
– Молодец, – хлопнул ее по плечу гном, – а теперь идем.
Они петляли вместе с тропкой, пока не добрались до огромного шатра, сплетенного из веток и зеленых листьев. Вход охраняли два подтянутых гнома с длинными светлыми бородами. Внутри, шагах в семи, под зеленой веткой с белыми цветами и мизерными яблочками, стояло огромное кресло, на котором сидел староста, одетый точно так же, как остальные гномы, только на голове вместо зеленого у него красовался алый колпак с золотым помпоном. Ростом гномик был в два раза ниже девочки.
С правой стороны от кресла по стойке смирно стоял уже знакомый ей долговязый, с левой переминался Руслан. Он не был связан, но бежать явно не собирался. В углу висела огромная золотая клетка, где томились фея с колибри. С ее появлением Эдлая приоткрыла изумрудные глаза и проворчала:
– Я уже думала, ты никогда не явишься.
– А вот и наша гостья, – без всякой улыбки произнес неожиданно громким голосом староста. Он ловко спрыгнул со своего трона, хотя минутой назад казался расплывшейся по кастрюле кашей, и подбежал к Даше. Чтобы смотреть на нее, гному из-за маленького роста пришлось задрать голову, да так, что колпачок съехал набок. Волосы, как и у большинства гномов, свисали на узкий морщинистый лоб. Староста недолго изучал ее, потом вернулся в кресло и закинул ногу на ногу.
– Что поведаешь, чудесное дитя? – сладким голосом спросил он. – Конфеточку? – Староста резко щелкнул пальцами, в шатер забежала гномиха, волнистые длинные волосы разметались от бега по плечам.
Она замерла в ожидании приказа, беспокойно поправляя локоны.
– Что-нибудь угодно? – негромко спросила она, закинув наконец непослушные волосы за спину.
– Конфеты нашей гостье!
Гномиха убежала, а староста обратился к Бублентону:
– Отправьте послание принцессе, да поскорее, – он умолк, посмотрел на долговязого, снова на Бублентона и медленно, точно взвешивая каждое слово, как сетку с драгоценными камнями, изрек: – Я полагаюсь на вас.