– Хочу, да не того.
– И я хочу того же, чего ты хочешь. Но для этого нужно немного поиграть.
– Раньше безо всяких игр получалось!
– Так то раньше… Ну давай…
– Ты бить меня будешь?
– Чуть-чуть. Совсем не больно. Едва прикоснусь.
– Ладно, смотри!..
Света вновь опустилась на кровать, но на этот раз легла на живот. Попа у нее, что и говорить, была роскошная: большая, круглая и белая, словно творожная пасха.
– Если я тебя немного поругаю? – молящим тоном попросил Гена.
– Матерными словами?
– Ну… Не совсем матерными. Сука – ведь не матерное слово.
– А б…? – уже игривым тоном спросила Света.
Ничего на это не ответив, Геша взмахнул плеткой.
– Ай! – вскрикнула Света.
– Разве больно?
– Немного.
– Я осторожненько.
Новый взмах.
– Полегче, ты!
– Слушай, вроде срабатывает!
– Тогда продолжай, только как можно осторожнее.
– Ладно, я тихонечко. Получи, сука!
– Ай!
– Вот тебе, б…!
– Ай-ай!!! Ты чего разошелся! Кому сказала, аккуратнее!
Но Гена забыл про осторожность. Он пару раз так врезал своей благоверной, что на теле у той тут же проявились розовые рубцы. Света визжала как свинья, которую режут, и бешено вертелась на кровати. Несмотря на явную боль, чувствовалось: ей тоже нравится происходящее. А к Гене наконец-то пришли те же ощущения, что и перед Деревом. Он отбросил плетку и кинулся на жену…
Минуты через три оба в изнеможении лежали на кровати, отодвинувшись друг от друга.
– Больно, черт! – пожаловалась Света. – Исхлестал всю… Скотина!
– А хорошо было? – спросил Гена, ничуть не обидевшись на характеристику жены.
– Ничего так. Интересные ощущения. Так ты теперь меня все время пороть будешь?
– Ну-у… – протянул Гена. – Не знаю даже…
– Нет, любезный супруг, так дело не пойдет! Хорошего помаленьку! – строго произнесла Света.
Едва супруги успели привести себя в относительный порядок, как послышался звук открываемой входной двери.
– Мама… – сказала Света.
Вошла теща, с удивлением покосилась на дочь и зятя, не понимая причины встрепанности причесок и разгоряченности их лиц. Потом до нее дошло. Она криво усмехнулась и обратилась к Гене:
– Знаю, знаю, зятек, про твои художества.
Услышь Гена эти слова полчаса назад, теще не поздоровилось бы, но теперь он пребывал в благодушном настроении.
– Палачом заделался, – не отставала Анна Григорьевна.
– А если и заделался, так что? – миролюбиво спросил Гена.
– Не ожидала я… – нудела теща.
– Чего вы не ожидали?! – постепенно начинал накаляться Гена. – Как я разукрасил этого шарлатана? Так за дело разукрасил! Чего он головы людям морочит?! Оживляльщик выискался! Мы таких оживляльщиков быстро вычисляем и так же быстро наказываем. За ушко, да на солнышко!
– Кто это «мы»?
– Казачество.
– Ты разве казак?
– А то кто же.
– Ха! Какой ты казак! Папаша твой из Тверской области, нищета перекатная, а мамаша – хохлушка. Приехали они сюда по оргнабору, на целину. Так что в твоем семействе казаками и не пахнет. А то думают: нахлобучили на башку фуражку с кокардой, надели штаны с лампасами, уже и казаки.
– Уж не вы ли казачка?
– Я – да! Вся как есть. Из старого роду. Дед мой, царствие ему небесное, у Дутова воевал в Гражданскую войну и в Китай с ним убег. Там и сгинул. А женка евоная, бабка, значится, с мальчонкой, отцом моим, тут мыкалась. Натерпелись, не приведи Господи. И в чеку ее таскали, и в гепеу… И остальные в вашей шатии такие же, как ты. Настоящих казаков – раз два и обчелся. У Кости, правда, дед – казак, а мать – татарка из сосланных.
– Да хватит, мама, вам шуметь, – примирительно произнесла Света. – Казак, не казак… Какая разница?!
– А ты, дочка, мать-то не перебивай. Мала еще… И не стыдно тебе. Мальчонке твоему еще девяти дней не исполнилось, а ты, бесстыжая, с мужиком в постеле кувыркаешься, вместо того чтобы на кладбище сходить, могилку поправить, крестик слезами омочить.
Тут стало заметно, что теща навеселе.
– А я вот Славочку нашего не забываю, – опять заныла Анна Григорьевна. – С кумой на могилку к нему ходили. Лежит наш бедненький в земельке холодной.
– Не надо, мама! – заорал Гена в то время, как Света залилась слезами. – Не из-за вас ли он там лежит?
– Не спорю. Есть в том и моя вина… Есть! Виновата! – Теща стукнула себя кулаком в грудь и тоже зарыдала.
Гена плюнул, ушел в зал и уселся перед телевизором. На этот раз какой-то благообразный господин в круглых очках с бородкой на продолговатом, нерусском лице и вытаращенными глазами обличал с экрана Ленина и его соратников.
– Жиды, – произнес Гена вслух. – Всюду жиды!
Было около двенадцати ночи, когда Гена и Света Соколовы улеглись в супружескую постель. Гена заснул почти сразу и вскоре захрапел, распространяя по комнате перегарный дух. Света долго ворочалась, вспоминая произошедшее. Она и вправду пережила доселе неизведанные ощущения, и хотя попа немного побаливала, была бы не против испытать их вновь. Потом ее размышления перекинулись на мать, а от нее на умершего сына. Света повздыхала, немного поплакала, потом дала себе слово завтра же сходить на могилку к Славику, положить в изголовье цветочки-васильки. Мысли ее постепенно начали размываться, смешиваться, и, наконец, она уснула.
Разбудил Свету среди ночи какой-то посторонний звук. Она глянула на светящийся дисплей электронных часов – половина второго. Спала-то всего ничего.
Звук повторился. Казалось, во входную дверь кто-то скребется. «Может, собака?» – сонно кумекала Света. Но собаки у них не имелось. Чужая чья-нибудь… Или приблудная… Мало ли их по улицам бегает. Жрать захотела, вот и тычется в дверь. А то – крыса. Но крысы и мыши, обычно, скребутся в самом доме, а никак не на улице. Она напряженно прислушивалась. Звуки вроде прекратились. Света вздохнула и снова закрыла глаза. Однако уснуть ей не удалось. Во дворе явно кто-то находился. Она слышала тихие осторожные шаги. Стало страшно. Света хотела растолкать Гену, но он так сладко сопел, что она не решилась.
Теперь возня происходила прямо под окном спальни. Света уже не сомневалась: во двор забралась бродячая собака. Видно, мать, возвращаясь от кумовьев в некотором подпитии, забыла закрыть калитку на засов, вот собака и шарахается по двору. Света встала и приблизилась к окну. Она отодвинула занавеску и глянула во тьму, пытаясь разглядеть, что там происходит.