На стене в комнате Даши висел портрет Че Гевары. Знаменитый команданте смотрел строго и чуть насмешливо. Вот если бы он… И тут объявился свой российский революционер. К тому же еще и писатель. Очочки, бородка клинышком… Вид несколько старомодный, но весьма самоуверенный. Даша прочла его роман и была потрясена. Вот это книга! К тому же оказалось, новый кумир не просто призывает, он еще и действует. Ведет настоящую борьбу с режимом, за что и подвергается гонениям. Даша обнаружила в Интернете несколько статей о кумире, потом зашла на официальный сайт его партии. Идеи новоявленного большевика оказались созвучны ее собственным. Олигархов «к ногтю», награбленное экспроприировать и раздать бедным, инородцев и разного рода мигрантов прочь из страны!
Даша загорелась. Она решила немедленно ехать хоть в Москву, хоть еще дальше, для встречи с тем, кто должен стать ее первым мужчиной, а кроме того, подлинным гуру, наставившим, как «жить по правде». Однако родители никуда ее не отпустили. Во-первых, нужно было посещать школу, поскольку учебный год был в самом разгаре, а во-вторых, Даша не могла им толком растолковать: куда она собралась, а главное, зачем? В ответ на такое отношение к себе девушка решила убежать из дома, потом в знак протеста два дня не ела, но, в конце концов, все же стала принимать пищу, поскольку стороннику возрождения социальной справедливости в предстоящих боях пригодится физическая сила и ловкость. Ввиду невозможности поездки в штаб-квартиру партии она использовала для связи Интернет. Из центра ей прислали письмо, в котором поздравили с вступлением в ряды борцов и дали кое-какие инструкции для организации ячейки партии в родном городе. Первым партийным заданием стало размножение и расклейка по городу листовки, текст которой прилагался. Даша добросовестно переписала десять раз воззвание антиглобалистов и темным весенним вечером расклеила его на городских заборах. Однако листовка не произвела никакого эффекта. Если кто ее и прочитал, то все равно ничего не понял, поскольку явного проникновения американской идеологии, если не считать жвачку и сигареты, продававшиеся в киосках, в Верхнеоральске не наблюдалось. Но Даша не особенно расстроилась, поскольку понимала: поднять массы на борьбу – не такая уж простая задача. Потом она собственноручно изготовила революционный флаг, красное полотнище с черными серпом и молотом посередине. Оставалось только ждать подходящего момента для выступления. И такой момент настал. Читатель уже знает, как вела себя девушка во время митинга за освобождение Шурика из милицейского узилища. И тут случилось странное. Увидев «джинсового», Даша мгновенно забыла о классовой борьбе и международной солидарности трудящихся. Старые идолы в одночасье рухнули, на их место взошел новый кумир. Это был именно тот человек, которого она искала. Особенно ярко проявились ее чувства к нему после того, как «джинсового» принародно выпороли. Весь остаток дня Даша прорыдала. Сначала возле ложа страдальца в картошкинском доме, а потом в собственной комнате, куда почти насильно уволок девушку отец. Ее маленькое сердечко оказалось настолько переполнено любовью и жалостью, что готово было разорваться. Однако чувства Шурика к молоденькой почитательнице ничем не отличались от его отношения к другим своим приспешникам. По правде сказать, и чувств-то никаких не было. Сексуальных поползновений в свой адрес с его стороны Даша не замечала. Тогда она решила: нужно самой проявить активность, и однажды, когда рядом с Шуриком никто не присутствовал, попробовала поцеловать его. Случилось это как раз перед тем, как «джинсовый» первый раз поднялся на ноги. Сначала Даша робко чмокнула Шурика в щеку, потом, не встретив сопротивления, облобызала и оросила слезами заросшее трехдневной щетиной лицо. При этом она лепетала невнятные словеса о всепоглощающей любви и невероятной радости от общения с ним. «Джинсовый» вел себя непонятно. Он не отвечал на ласки, однако и не сопротивлялся им. Даша стала прижиматься к страдальцу, сначала робко, потом все больше распаляясь, и, видимо, сделала ему больно, потому что Шурик поморщился и рукой отстранил ее. Потом он сел и потянулся, вновь поморщившись. Тогда Даша бросилась ему в ноги, обхватила колени, укутав их своими длинными русыми волосами.
– Потом, потом, девочка… – произнес «джинсовый».
В это мгновение в комнату вошел майор Плацекин. Девушка поспешно вскочила, а Плацекин сделал вид, что ничего не заметил. Однако в отцовское сердце закрались тревога и недоверие. Впервые он посмотрел на Шурика с некоторым раздражением. Все трое всем своим видом показывали: мол, ничего не произошло. Меньше всех тушевался Шурик. Он, кряхтя, встал на ноги и, скрючившись, медленными шажками выполз на улицу. Даша и Плацекин не сказали друг другу ни слова о том, что произошло, и вскоре ушли. Дорогой майор искоса поглядывал на дочь. Та шла, опустив глаза к земле. На лице Даши написана полнейшая растерянность, и Плацекину вновь стало жалко ее до слез. Он вздохнул, потом осторожно спросил:
– Ну, что скажешь?
– О чем?
– О Шурике.
Лицо девушки порозовело. Глазки заблестели. Растерянность мгновенно уступила место выражению нежности.
– Он такой хороший, – ответствовала Даша.
– Но ведь не красавец. Да и жизнью потрепан. Тебе он нравится?
– Очень!
– Интересно, чем же?
И тут Даша стала расписывать личность «джинсового» почти теми же словами, какими недавно сам Плацекин объяснял жене свое пристрастие к Шурику.
– Влюбилась в него, что ли? – напрямик спросил отец.
– А хотя бы и влюбилась! – довольно спокойно ответила дочь.
Чувство ревности ужалило сердце Плацекина. Придурковатый урод (майор в первый раз, пускай мысленно, но обругал Шурика) замутил юную головку. Нет, с этим нужно что-то делать.
Наконец-то Плацекин трезво взглянул на создавшуюся ситуацию. Он прекрасно знал свою дочь и понимал: если Даше нечто втемяшилось в голову, то ничем это оттуда не выбьешь. Хуже всего применять насилие. Дочь не запрешь на ключ, не отправишь из города. Все равно сбежит и вернется к своему ненаглядному. Что же делать?
И тут с глаз майора точно спала пелена. Плацекин никак не мог уразуметь, как же он сам, взрослый солидный мужчина, находящийся на ответственной должности, позволил себя обвести вокруг пальца какому-то проходимцу. А в том, что Шурик – проходимец, Плацекин уверялся все больше и больше. Однако, как здраво рассуждал майор, проходимец особой породы. Такие, как он, как нынче выражаются, обладают определенной харизмой. Они способны воздействовать на людей, подавлять их волю, вести за собой. К тому же «джинсовый», видимо, наделен еще и сверхъестественными способностями. Иначе как объяснить события на старом кладбище, во Всесвятском храме, а также в семействе Соколовых? Хотя, с другой стороны, если ты такой уж провидец и чудотворец, зачем дал себя выпороть? Словом, полной ясности с «джинсовым» Шуриком пока не наблюдалось.
А потом у него состоялся разговор с женой, о котором мы уже упоминали. И она толковала о том же. Однако благоразумный Плацекин не стал ей поддакивать. На этот раз он решил выждать и понаблюдать, как дальше будут развиваться события. Если Людка сама хочет разобраться с Шуриком, пускай разбирается. Вот только что из этого выйдет? Но главное, пока что не спускать глаз с Даши. А то как бы она в порыве юношеской влюбленности не выкинула какую-нибудь глупость.