– Наверняка уже и похоронили, – задумчиво размышлял Артемьев.
– Хорошо бы могилку раскопать, – вновь вмешался Лева, – да осиновый кол ему в грудь…
– Осиновый кол, конечно, вещь проверенная, – подтвердил Артемьев, – но вряд ли он тут поможет. Вот вы упомянули, – снова обратился он к майору, – эту медицинскую сестру. Как там ее фамилия? Да, да, Недоспас. Вы с Саркисяном так ее и не навестили? Очень жаль. С этого надо было и начинать. Удивляюсь я Возгену Арамовичу, такой опытный сотрудник – и пропал ни за понюх табаку. Вот что, майор. Мы с вами сейчас же отправляемся к этой Недоспас. Остальные пока свободны, но не уходите из горотдела.
– А я? – растерянно произнес Лева.
– Я же сказал, ждите меня здесь.
* * *
Был уже почти вечер, когда в квартире Татьяны Недоспас раздался звонок. Сама Татьяна готовила ужин, Стас куда-то ушел. Открыв дверь, она увидела на пороге двух незнакомых мужчин. Оба примерно одинакового возраста, высокие, широкоплечие, с приятными лицами, располагали к себе, однако Татьяна настороженно стояла на пороге. Один из них – Татьяна его, несомненно, раньше встречала – протянул ей удостоверение и сообщил, что они из милиции, пришли, чтобы взять показания по поводу вчерашних событий. Татьяна пригласила их в дом. Тарасов мельком оглядел скромное убранство однокомнатной квартиры. Он и раньше-то не очень верил в гипотезу Саркисяна, а теперь и вовсе усомнился в ее правоте. Здесь, в этой почти убогой комнате, и живет преемник чернокнижника Асмодея? Ерунда! Да и женщина, мать Стаса, вызывает только симпатию. Вот дом, где обитал колдун, действительно логово. Жуткое место. Но здесь?..
Татьяна смотрела на посетителей, ожидая вопросов.
– Мы пришли, – осторожно начал Тарасов, – чтобы вы как свидетельница ночного происшествия рассказали нам подробности.
– Подробности? – переспросила Татьяна. – Никаких особых подробностей я не видела, хотя нет, видела, как задавили этого «черного» с книгой.
– Ну, ну? – подбодрил ее майор.
Татьяна начала рассказывать. Сначала неуверенно, путаясь и запинаясь, потом все красочней и выразительней. Тарасов увлекся рассказом, хотя все видел сам, а Артемьев, казалось, ловил каждое слово, одновременно записывая рассказ в блокнот. Наконец Татьяна закончила. От волнения, вызванного воспоминанием жутких подробностей, она раскраснелась и беспокойно теребила висящие на шее бело-голубые бусы.
– Вроде все, – заключила она.
– А как, по-вашему, – подал голос Артемьев, – что все-таки это было?
Татьяна ждала и страшилась подобного вопроса. Она неуверенно перебегала глазами с одного лица на другое, потом рассеянно пожала плечами.
– Я сама долго думала, – произнесла она осторожно, – все говорят: колдовство.
– А вы верите в колдовство? – продолжал Артемьев.
– Как вам сказать? – Татьяна почему-то сняла с шеи бусы и положила их на стол. – До сих пор не верила, но в последнее время случилось несколько происшествий, которые поколебали мое неверие…
– Какие, например? – не отставал Артемьев.
– Не знаю, стоит ли об этом говорить? – замялась Татьяна.
– А почему нет?
– Они очень личные. К тому же связаны не только со мной, но и с моим сыном.
– Ну ладно, – сменил тему профессор, – а ваш сын, как его, кстати, звать?
– Стас, – ответила Татьяна.
– Да, Стас, так вот он тоже в прошлую ночь был во дворе?
– Вообще-то я его не видела. Видите ли, я проснулась, не обнаружила его в постели и выскочила во двор именно поэтому. А потом, уже после всего, он мне заявляет, что это его рук дело. Что он, колдун? – засмеялась она.
Тарасов и Артемьев переглянулись. Это не укрылось от Татьяны.
– Да вы что? – закричала она. – Неужто поверили детской болтовне? Стас очень впечатлительный, много читает: сказки всякие, фантастику. К тому же он был болен эпилепсией.
– Так он эпилептик? – с интересом спросил Артемьев.
– Я же говорю, был болен. Уже почти два года, как припадки прекратились.
– Полностью?
– Да, полностью! – отчеканила Татьяна. Разговор начинал ей надоедать. Тарасов внимательно слушал диалог. Он чувствовал, что за невинными вопросами ученого скрывается что-то большее, чем простое любопытство.
– А еще никаких странностей, связанных с вашим сыном, не случалось?
Татьяна замялась. Говорить или не говорить?
– Тут к нам в травматологию один больной поступил, священник… Да вы, наверное, знаете?
Тарасов утвердительно кивнул головой.
– Так вот, когда сын пришел ко мне в больницу, этот священник случайно увидел Стаса, и с ним случилась истерика. Он кричал, что мальчик исчадие ада. Что этому причиной, ума не приложу.
В этот момент щелкнул замок входной двери, и на пороге появился мальчик лет тринадцати. Увидев посторонних, он нисколько не удивился.
Холодно посмотрев на них, он усмехнулся:
– А, по мою душу пришли.
– Ты о чем это, сынок? – в испуге спросила Татьяна.
– Им нужен я, – просто ответил Стас.
Тарасов с интересом смотрел на мальчика. Так вот он какой, преемник колдуна. Обычный ребенок, довольно симпатичный, но в общем ничем не отличается от своих сверстников. Глаза вот только… Как льдинки.
Артемьев тоже разглядывал Стаса.
«А может быть, все это выдумка, – продолжал размышлять майор, – мальчишка никакой не колдун. Нафантазировали. Сначала Саркисян, теперь этот…» Он покосился на Артемьева.
– Мама, я есть хочу, – неожиданно сказал мальчик. Эта реплика и вовсе сбила с толку майора.
«Есть хочет! Да разве, будь он действительно виновен, вел себя мальчик так спокойно, естественно? Вряд ли. Скорее всего учинил бы какой-нибудь очередной фокус». Тарасов пребывал в совершенной растерянности, не зная, что предпринять. Самое правильное, по его мнению, было бы извиниться и откланяться.
– А что, Стас, сегодня не будешь людей пугать? – спросил Артемьев с какой-то даже усмешкой.
– Сегодня не буду, – в тон ему ответил Стас. Он вышел на кухню.
Татьяна испуганно и недоуменно смотрела на посетителей. Она никак не могла объяснить суть происходящего.
Мальчик снова вошел в комнату, жуя бутерброд. Он остановился и внимательно посмотрел на Артемьева.
– Вы теперь главный? – спросил мальчик.
– Зачем же ты убил Саркисяна? – в свою очередь задал вопрос профессор.
– Я его не убивал, – отозвался мальчик, – его люди убили, потому что колдовал.
– Ну ладно, – неожиданно произнес Артемьев, – мы пойдем. А ты смотри, – он снова обратил взгляд на мальчика, – веди себя хорошо.