– Скажите, как вы думаете, почему это все случилось именно у вас? – спросил Севастьянов.

– Сама не знаю… Думала, думала… И так, и сяк прикидывала… Не пойму. Раньше ничего подобного не наблюдалось. Ну на кладбище была… Поминала отца с матерью. Все – чин по чину. За упокой мужа, на фронте убитого, хоть он и не здесь схоронен, тоже выпила. Вроде никого не забыла… Но, видать, кого-то все же пропустила. Вот он мне и нагадил.

– И кто же это, по-вашему, мог быть?

– Ей-богу, не знаю!

– Ну хорошо. А можно мне осмотреть вашу квартиру?

– Как это?

– Внутри побывать. Поглядеть: что там да как?

– Да ничего интересного там нет. Дочка все прибрала.

– Хотелось бы все-таки посмотреть.

– Пока батюшка стены святой водой не окропит, я туда ни ногой! Мало ли… Возможно, эта нечисть только затаилась…

– Но ведь с дочерью вашей ничего не случилось.

– Она с Мишкой ездила… С мужиком со своим. А мужика он, должно быть, боится.

– Да кто боится?

– Нечистый дух. Табачищем от Мишки разит, а нечисть табачного духа не переносит. Это точно.

– Как же быть?

– Это на предмет поглядеть? Ладно. Наташа, – обратилась она к внучке, – своди профессора ко мне на квартиру.

– Поехали, – охотно согласилась девочка.

– Прямо сейчас?

– Конечно.

Донельзя обрадованный Сергей Александрович любезно попрощался с Дусей, выразил надежду, что они еще увидятся, и поспешил на улицу, весело, как школьник, размахивая портфелем. Дорогой он и Наташа почти не разговаривали, и только когда девочка отворила дверь Дусиной квартиры, Севастьянов, осененный внезапной догадкой, спросил ее:

– А во время… этого самого ты здесь присутствовала?

– Ну да.

– Все видела?

– Естественно.

– И кто это все натворил?

– Не знаю точно.

– А какие-нибудь предположения у тебя имеются?

– Само собой.

– И какие же?

– Мне кажется, это я всему причиной.

– То есть как?!

– Мы когда с бабушкой вернулись с кладбища, она сразу спать улеглась, поскольку выпивши была. Ну а мне скучно… Я ходила по квартире… ходила, ходила, а потом…

– Что потом?

– Захотела плохого.

– Плохого?!

– Ну да.

– Как же это понимать?

– Не знаю, как объяснить… Я как бы пожелала, чтобы это сонное царство немного… как сказать… немного ожило, что ли. В движение пришло. Ну оно и пришло.

– А каким образом это у тебя получилось?

– Вот не знаю. Захотела, и получилось.

– Ты что-то подобное и раньше проделывала?

– Только мысленно.

Севастьянов во все глаза взирал на Наташу.

– Объясни, как это тебе удается?

– Не удается, а один раз удалось. Больше не получалось.

– Но как?!

– Не знаю. Получилось, и все.

– Врешь, наверное.

– Зачем мне врать? – Наташа как будто обиделась.

– Ну… Возможно, прославиться хочешь.

– Вот уж нет…

Севастьянов не знал, что и подумать. Слова девочки звучали в высшей степени фантастично. Как понимать это «захотела»? Телекинез? В западных журналах он встречал информацию о подобных случаях. Но у нас?.. Хотя и в Советском Союзе имелись люди, владеющие такими способностями. Например, Нелли Кулешова. Он читал о ней в журнале «Наука и жизнь». Но способности Кулешовой изучают физики и психиатры. Ее исследуют в специальном научном центре, а здесь… И потом, девочка утверждает: получилось всего лишь раз… Но это практически невозможно. Как это так: способностей к телекинезу не имелось, а потом они вдруг появились! И снова исчезли. Чепуха!

Не желая больше продолжать этот странный разговор, он занялся осмотром квартиры, но ничего интересного не обнаружил. Было заметно: тут действительно что-то происходило. Уборка произведена наспех, следы недавнего разгрома лезут в глаза. Мебель хотя и поставлена на свои места, но следы от ножек не совпадают с их нынешним положением. То же самое и со столовыми приборами. Одна ложка валяется под батареей, другая закатилась под кровать. На полу ножками шкафа и кровати содрана краска.

– А я знаю, отчего это все получилось, – вдруг заявила доселе молчавшая Наташа.

– Интересно послушать, – вскинул на нее взгляд Севастьянов.

– Я на кладбище нашла монету… Старинную…

– И что же?

– Вот она, монета эта, все и устроила.

– Каким же образом?

– Наверное, она волшебная.

Севастьянов усмехнулся.

– И где же эта монета? – улыбаясь, спросил он. – Покажи?

– Я ее променяла, – сообщила Наташа.

– Променяла… Зачем же, если эта монета может творить чудеса?

– Я, когда меняла, не знала, что может. Это теперь до меня дошло.

– Кому же ты ее променяла?.. И на что?..

– На жевательную резинку. Хорошая резинка, между прочим. Целый день жуешь, а она вкуса не теряет.

– А равноценным ли был обмен? – все так же улыбаясь, поинтересовался Севастьянов.

– Теперь мне кажется, что нет. Хотя…

– Что «хотя»?

– Мне кажется, эта монета может творить только плохие дела.

– Плохие?

– Ну да.

– Почему же?

– Я не сумею правильно объяснить, только мне так кажется.

5

Мартын Мартынович Добрынин недолго рвал на своей плешивой головенке остатки волос. Постепенно он стал осознавать, что обмен-то как раз не так уж и плох. Во-первых, до сих пор ничего подобного этой монете он за свою жизнь не встречал. А ведь через его руки прошло их немало. Во-вторых, была в этом дырявом серебряном кругляке некая притягательность, даже тайна, которая заставляла часами не спускать с него глаз. Такого чувства Мартын Мартынович не испытывал с самого детства, когда к нему попала первая монета – тяжелый латунный сестерций Веспасиана. Он разглядывал тяжелый профиль, мощную челюсть, гневный взгляд и представлял грозного императора, у ног которого лежало полмира. Возможно, эта была одна из тех монет, которые Веспасиан, в ответ на упреки своего сына Тита за сбор налога с общественных уборных, сунул ему под нос и спросил: пахнут ли они? Тит отвечал отрицательно. «А ведь это деньги из уборной», – сказал император. На другой стороне монеты можно было различить стоявшего под пальмой человека, опиравшегося на копье, и разобрать надпись «Iudea». Из книжек следовало: Веспасиан покорил эту самую Иудею, а побежденных евреев разогнал по всему тогдашнему миру.