– Его Скоком кличут, – недовольно пробурчал Дохлый.
– Пускай Скок. Так как?
– А отдача у тебя есть? – спросил Юра.
– Отдача?! Да полные штаны! – Баня сунул руку в карман, извлек монету и бросил ее на стол.
– Погоди, пацан, чего ты тут лепишь? – сказал Скок, разглядывая монету. – Это какая-то туфта. Я думал – рубль, а это, похоже, древность, да еще и дырявая. Ты ее где взял? У какой-нибудь бабайки с камзола срезал?
– Не нравится эта, получи другую, – и швырнул на стол царский червонец.
– Ого! – подался к столу Дохлый и подхватил монету. – Похоже, рыжая!
– А ты думал! Я же говорю: на дело ходили.
– И кого же обнесли?
– Есть люди!
– Ну ты даешь!
– А вы не верили, что я деловой. Думаете, Саша Седов – лох, фуфлыжник?! Нет, братаны. Не в масть попали. Саша Седов нынче в авторитете. И кликуха у меня теперь вовсе не Баня, а Волк… Или лучше Тигр! Мазендеранский Тигр. Как в кино! На киче я еще не был! Это верно! Но разве деловой вор должен обязательно на киче париться? Нет, братаны! Дела на воле делаются. Настоящие дела!
На улице резко заскрипели тормоза.
– Ого, менты! – произнес Дохлый, бросив взгляд в окно. – Похоже, по нашу душу прикатили. – Он бросил быстрый взгляд на Баню. – Уж не за тобой ли, как там тебя?.. Мазендеранский Тигр, что ли?
В дверь забухали крепкие милицейские кулаки. На пороге возникли двое в форме: молодой старший лейтенант с полевой сумкой в руке и солидных размеров старшина.
– Ага, – довольно произнес старший лейтенант, – компания в сборе. Хорошо! И Баня тут. Отлично! Мы, Саша, как раз по твою душу явились. Дома у тебя побывали. Говорят: к Дохлому пошел. Ну Дохлого мы, конечно, знаем. Так чего, Баня, колоться будешь?
– В чем колоться?
– Да как же… Кто вчера вечером совершил налет на квартиру гражданина Добрынина? Да не один, а с недавно освободившимся из мест лишения свободы гражданином Селиверстовым. Монеты у него выкрали дорогие. Вон, одна на столе лежит. Никак золотая. Это хорошо. А потом ты, Саша, своего напарника убил. Видать, поделить награбленное не смогли.
– Ничего себе! – произнес Дохлый.
– Вот тебе и «ничего себе», – сказал старший лейтенант. – Вот тебе и блатное братство! Из-за лишней копейки соучастника прикончить – это вам как?
– Беспредел, – сообщил Дохлый.
– По-вашему, беспредел, а по-нашему – убийство с отягощающими обстоятельствами. Давай-ка, Седов, выворачивай карманы. А ты, Сорокин, и ты, Ермолаев, – он указал на приятелей Бани, – понятыми будете.
– Блатного пришить – это западло, – сделал вывод Дохлый.
– Вот и я об этом же толкую, – сказал старший лейтенант. – А, Баня? Ты как? Понимаешь, чего натворил?! Тебя же в тюрьме свои на пики поставят.
– Я не Баня, – гордо ответствовал Седов.
– А кто же ты?
– Мазендеранский Тигр!
– Это как понимать?
– Погоняло у него новое, – сообщил Дохлый.
– Погоняло – это кличка? Очень красиво звучит. Ма-зен-деранский Тигр! Прямо как в индийском фильме. Ничего, тигр, в клетке по-другому запоешь. Гонор-то тебе пообломают. Выворачивай карманы.
На стол была выложена горсть золотых монет.
– Ага, шило! – удовлетворенно произнес старший лейтенант. – Орудие убийства гражданина Селиверстова. Ну что ж. Будем писать протокол…
Примерно через час Скок вышел из квартиры Дохлого и только тут обнаружил, что в кулаке у него зажата серебряная монета, которую он вначале принял за металлический рубль. Он отошел подальше от места событий и стал разглядывать монету. Она была явно старинной, довольно красивой, и Скок решил повесить ее на ключи. Правда, ключей пока не имелось, но чем черт не шутит, возможно, они вскорости у него появятся.
Уже вечерело, когда он вернулся в землянку. Мать отсутствовала, но дверь была не заперта. На печи, завернутая в обрывок ватного одеяла, стояла сковорода с жареной картошкой, приправленной салом. От запаха еды у Скока немедленно потекли слюнки. Он слазил в погреб, достал молоко, налил из бидончика в эмалированную кружку, сел за стол и разом смолотил почти всю картошку. Потом сыто рыгнул, потянулся… Спать было еще рано. Скок закурил, потом вышел из землянки и уселся на скамейку возле калитки.
Красный шар солнца опускался за горизонт. Было тепло и тихо. Где-то в розовеющих небесах заливался запоздалый жаворонок. Лениво брехала соседская собака. Скок курил и размышлял. Все как будто складывалось благоприятно. Во всяком случае, пока. Блатных в городе, считай, не осталось. Сегодняшнюю пацанву, которую он повстречал у Дохлого, в расчет, конечно же, принимать не стоит. Значит?.. Значит, нужно прибиваться к какому-то берегу. С работой у него как будто выстраивается. Правда, в отделе кадров он еще не был, но, скорее всего, его возьмут на завод, поскольку имеется направление. С жильем? Тоже, надо думать, решится. Пока придется перекантоваться у матери, а потом дадут койку в общаге. Словом, жизнь налаживалась.
Он вспомнил виденное и слышанное сегодня. Вспомнил про неведомого Капитана. Надо же! Только освободился и по глупости пропал. И кто его убил? Придурок малолетний, который даже параши не нюхал. Возможно, и его, Скока, ждет нечто подобное, не завяжи он вовремя. Сама судьба подсказывает…
Скок внезапно вспомнил про монету, полез в карман, достал дырявый кругляш, щелчком подкинул его в воздух. Монета крутнулась несколько раз и упала в пыль. Скок покосился на нее, но подбирать не стал. На кой она ему? Пускай валяется. Глядишь, какой-нибудь пацан отыщет.
Он достал новую папиросу и прикурил ее от старой.
А ведь за эту монету кого-то кокнули, пришло ему в голову. И, скорее всего, не в первый раз. И вообще, этот серебряный кружок, похоже, разного повидал на своем веку. Негоже разбрасываться подобными вещами. Счастья не будет.
Скок нагнулся, поднял монету и стал ее разглядывать, насколько позволял сумрачный свет. Звезда… А в центре глаз. Надписи какие-то не по-русски… Интересно, что они значат?
Скоку вдруг показалось: в глазу зажглась крохотная красная точка, однако он догадался: отблеск закатного солнца. Действительно, точка тут же пропала. Скок снова сунул монету в карман и пошел спать. Он оставил входную дверь в землянку незакрытой, чтобы было посвежее, и улегся на кровать. Заснул он не сразу; лениво перебирал в памяти последние события, пока не сделал вывод, что все вроде бы идет нормально.
Как только Скок получил паспорт, он, не мешкая, отправился в отдел кадров. Встретили его без особой радости, но нотаций читать не стали. Чувствовалось, за него замолвили слово, и посему никаких бюрократических проволочек не наблюдалось. Так же безо всяких разговоров он получил место в общежитии и тотчас переехал туда. Ни он, ни мать при расставании слез не пролили, тем более что Скок обещал регулярно навещать ее.