– Эй, бабушка, – миролюбиво начал он, – ты чего повсюду за мной шляешься?
Старуха молчала.
– Бабушка? – он потряс старуху за плечо.
Она подняла на него глаза, и Валере показалось, что он с ней уже встречался, но не на пляже, не на улице, а где-то в другом месте. Вот только где? Он никак не мог вспомнить.
– Почему вы не желаете со мной разговаривать? – уже построже произнес следопыт.
Старуха вытаращилась на Валеру и громко, невразумительно замычала, тыча пальцем в рот и делая отрицательные жесты.
– Ну чего к бабке привязался? – недовольно зашипели пассажиры. – Не видишь – немая она. Ты, парень, ехал бы спокойно до своей остановки.
Валера послушно отошел, но так, что старуха оставалась в поле его зрения.
«Немая, – размышлял он, – где я недавно встречал немую? Да у Донских же!» – он вновь пристально посмотрел на бабку. Лицо женщины, открывавшей дверь у Донских, он, признаться, рассмотрел плохо. Да и потом мелькала тенью. Она или не она?
Валера вновь подошел к старухе.
– Вы у Донских служите?
Бабка смотрела на него как на пустое место.
Тут его кто-то крепко взял за локоть.
– Ты всем надоел, паренек, – угрожающе сказал Валере немолодой крепыш с тяжелым взглядом. – Я тебя сейчас выкину вон.
– Спокойно, земляк, – пренебрежительно произнес Валера, взглянув на татуированную кисть доброхота, – не выступай! А то снова загремишь в места не столь отдаленные.
– Ах, ты, мусор!!! Получи!
Словно молот ударил в середину живота, прямо под дых. Следопыт ойкнул и согнулся пополам. Женщины завизжали, двери растворились, и через секунду наш герой очутился на тротуаре.
Он кое-как отдышался. Что теперь? Продолжить путь на вокзал?
Да. Ничего другого не остается. До вокзала не так уж и далеко. Можно добраться и пешком. Как, однако, этот урод долбанул его. А старуха? Она-то куда делась? Уехала в троллейбусе? Валера поспешно оглянулся. Бабки нигде не наблюдалось. Черт с ней. Он зашагал по направлению к вокзалу.
– Подумай хорошенько, – вдруг затрещало в голове. – Что делаешь? Этого ли от тебя ждут? Если не добудешь тетради, все пойдет прахом: и карьера, и возможность жениться на Донской, да и жизнь, очевидно, тоже.
Валера замедлил шаг, прислушиваясь к голосу.
– А если вернешь тетради, – продолжало звучать в мозгах, – дальнейшая твоя жизнь обеспечена. Одумайся! Иди к Коломенцеву, карауль его хоть до утра, но достань дневники!
Валера остановился.
– На вокзал! – приказал другой голос. – Пойдешь к мукомолу – вообще погибнешь, причем очень скоро. Ты хочешь умереть?! Ты хочешь???!!!
Жданко неуверенно шагнул в сторону вокзала. Второй шаг ему не удался, ноги словно налились свинцом.
– К Коломенцеву!
– На вокзал!
– К Коломенцеву!
– На вокзал!
Валера взвыл и сел прямо на асфальт. Голова раскалывалась. Пелена неведомого ужаса вновь наползла на сознание. Он откинулся на пыльную мостовую, не в силах совладать с кошмаром.
– Эй, парень, вставай. Зачем же ты пил в такую жару? Вставай, а то сейчас заберут.
Валера приподнялся. Действительно, нужно идти.
– На вокзал, – почти ласково подсказал голос. Второй голос молчал. Второй советчик почему-то не высовывался.
– Вот и умница, – одобрили его действия.
Кого-то эти голоса напоминают? – соображал Валера. Они как бы бесплотны. Не имеют личностных признаков, даже нельзя определить, кому принадлежат – мужчине или женщине, но все же определенно кого-то напоминают.
Тот голос, что повелевает двигаться на вокзал, похож на голос Кати Десантовой. По каким-то неуловимым признакам, интонационно, что ли? А второй? Уж не голос ли это паралитика?! Очень похоже. Главное, характер приказов совпадает с советами, которые они ему давали. Неужели это и есть телепатия? А может, он просто свихнулся? Но если бы он свихнулся, то вряд ли осознавал бы это. Или все-таки осознавал? У психов, как он слышал, тоже случаются голоса. И галлюцинации случаются. Что же происходит? А какая, собственно, разница. Если действительно он попал во власть телепатов, то самое умное – уехать отсюда туда, где их влияние не ощущается.
– Правильно, – подтвердил голос.
– Но зачем вам это нужно? – вслух произнес Валера.
Голос молчал.
«Не хочет обсуждать со мной детали», – удрученно подумал Жданко.
Теперь он без всяких проблем приближался к вокзалу. Никто ему не мешал. И на том спасибо.
До отхода московского поезда оставалось более двух часов. На вокзале было душно и грязно. Пахло мочой. Немытым телом и хлоркой. Голоса больше не давали о себе знать – видно, устали. Валера купил билет, перекусил в буфете и от нечего делать вышел на перрон. Он огляделся. Пустынные пути, переплетение рельсов. Черные шпалы… Черные, как кресты на кладбище. Валера вздрогнул. Вдали мелькнул силуэт. Старуха! Она преследует его. Догнать, непременно догнать гадину. Это она сводит его с ума! Но ничего, сейчас он поймает ее и перекрутит цыплячью шею. В конце концов у него есть право на самооборону.
Валера соскочил с перрона и бросился вслед за старухой. Она, похоже, заметила его и тоже ускорила шаг.
– Стой, старая карга! – заорал следопыт. – Стой!! Поговорить надо!
Старуха побежала. К удивлению Валеры, делала она это ничуть не хуже, чем он, удаляясь с завидной прытью. Однако расстояние сокращалось. Со стороны могло показаться, что идет веселая игра в догонялки. Старуха проворно семенила впереди, следопыт широкими прыжками мчался следом.
Позади раздался гудок. Валера не обратил на него внимания, продолжая погоню. Неожиданно нога попала в какую-то дыру. И он рухнул на шпалы, ударившись головой о рельс. Из глаз посыпались искры.
Раздался громкий скрежет, и Валера завопил от вовсе нестерпимой боли: щиколотку левой ноги словно сжало огромными клещами. Он попал в капкан, угодив ногой в стрелку. Стрелка автоматически перевелась, и нога оказалась намертво зажатой.
Истошный гудок приближающегося маневрового паровоза заставил Валеру мгновенно забыть о старухе. Он в ужасе обернулся. Паровоз неотвратимо надвигался. Из кабины высунулось искаженное ужасом белое лицо машиниста. Он что-то истошно кричал, но Валера не разобрал, что именно. Раздался страшный лязг, колеса заработали в режиме реверса, но было уже поздно. Послышался приглушенный вопль и хруст перемалываемых костей. Через секунду следопыт превратился в месиво обезображенного тела и окровавленной одежды. Лишь верхняя часть груди вместе с головой оказалась неповрежденной. Отброшенная под откос насыпи, она продолжала взирать на мир безжизненными глазами.
В знакомом нам солидном кабинете, в том самом особнячке, в котором размещалась таинственная лаборатория по изучению ассоциативных реакций, сидели двое. Они, видимо, только что пообедали, а сейчас расположились в кожаных креслах перед невысоким столиком и неторопливо попивали кофе. Один – уже знакомый нам заведующий лабораторией – солидный, профессорского вида мужчина, высоколобый, с небольшими залысинами, поблескивая очками в массивной роговой оправе, допил чашку, поставил ее на столик и поднялся. Несмотря на распахнутые окна, в кабинете было душно. Завлаб утер пот с чела и включил вентилятор. Похоже, он волновался. Это отчетливо проглядывало в некоторой суетливости, порывистости движений, а также в неопределенной, несколько слащавой полуулыбке, словно приклеенной к лицу.